– И ваше, Кон, – поднял стакан Смайли.
Ей пришлось, чтобы выпить, наклониться всем телом к стакану. И когда ее крупная голова оказалась в круге света, отбрасываемого лампой, он увидел, – а он видел достаточно, чтобы знать, – он увидел, что она не обманывала, так как на коже ее лежал белый, как у больных проказой, отпечаток смерти.
– Да ну же. Выкладывайте, – приказала она самым суровым тоном. – Учтите, я вовсе не уверена, что помогу вам. После того как мы расстались, я обнаружила, что на свете существует любовь. Это портит гормоны. Расшатывает зубы.
Ему требовалось время, чтобы снова ее узнать. Он просто в ней сомневался.
– Речь идет об одном нашем старом деле, Кон, только и всего, – начал он извиняющимся тоном. – Оно снова ожило, как случается с такими вещами. – Он постарался говорить звонче, как можно небрежнее. – Нам не хватает подробностей. Вы же знаете, как мы относились к протоколированию своих действий, – добавил он, желая ее поддразнить.
Она ни на секунду не спускала с него глаз.
– Киров, – произнес он очень медленно. – Киров, имя – Олег. Вам это что-нибудь говорит? Советское посольство в Париже, три или четыре сотни лет назад второй секретарь? Мы считали его тогда человеком Московского Центра.
– Он им и был. – Она слегка откинулась на спинку кресла, все так же внимательно наблюдая за ним.
Она жестом попросила сигарету. На столике лежала пачка из десяти штук. Он всунул сигарету ей между губ и поднес огонек, а она неотрывно смотрела на него.
– Сол Эндерби забросил это дело в дальний ящик. – Она вытянула губы дудочкой, точно собиралась играть на флейте, и выдула струю дыма вниз, чтобы не попасть Смайли в лицо.
– Он дал указание им не заниматься, – поправил ее Смайли.
– Какая разница?
Смайли и сам не ожидал, что станет защищать Сола Эндерби.
– Одно время этим занимались, затем за время между правлением моим и Сола Эндерби он по вполне понятным причинам счел его бесперспективным. – Смайли тщательно подбирал слова.
– А теперь он изменил свое мнение, – ехидно заметила она.
– У меня только обрывки отдельных сведений, Кон. Я хочу знать все.
– Вы всегда были таким, – заключила она. – Джордж, – как бы про себя произнесла она. – Джордж Смайли. Живой Господь Бог. Господь благослови нас и сохрани. Джордж.
Она посмотрела на него как-то очень по-матерински и одновременно осуждающе, словно на любимого, но беспутного сына. Еще какое-то время она смотрела на него, затем перевела взгляд на французские окна и темнеющее небо за ними.
– Киров, – повторил он, желая ей напомнить: в ожидании всерьез задаваясь вопросом, в себе ли она и не отмирает ли ее мозг вместе с телом, а тогда уж ничего не поделаешь.
– Киров, Олег, – повторила она задумчиво. – Родился в Ленинграде в октябре двадцать девятого года, так по паспорту, но это ровным счетом ничего не доказывает, кроме того, что он, по всей вероятности, никогда в жизни даже близко не был возле Ленинграда. – Она улыбнулась, как бы давая понять, что так уж устроен этот порочный мир. – В Париж прибыл первого июня семьдесят четвертого года в ранге и качестве второго секретаря торгового представительства. Три-четыре года тому назад, говорите? Великий Боже, да кажется, прошло с тех пор лет двадцать. Правильно, милый, это был бандит. Конечно. Опознан Парижским отделением бедной старой Рижской группы, что ничуть нам не помогло, особенно на пятом этаже. Как же было его настоящее имя? Курский. Конечно. Да, по-моему, я хорошо помню Олега Кирова, урожденного Курского. – Она снова улыбнулась, и опять очень приятной улыбкой. – Должно быть, это стало последним делом Владимира или вроде того. Как он поживает, старый горностай? – Ее умные влажные глаза впились в Смайли, ожидая ответа.
– О, сражается вовсю, – многозначительно протянул Смайли.
– По-прежнему терроризирует девственниц в районе Пэддингтона?
– Несомненно.
– Да благословит вас Господь, мой милый. – Конни повернула голову так, что лишь свет керосиновой лампы очерчивал ее профиль; Конни снова смотрела в большие французские окна. – Сходите взгляните, как там эта сумасшедшая сучка, а? – попросила она. – Проверьте, не бегает ли эта дурочка по кругу или не выпила ли средство от сорняков.
Выйдя наружу, Смайли остановился на веранде и в сгущающемся сумраке увидел фигуру Хилари, нелепо подпрыгивавшую среди клеток с курами. Он услышал позвякиванье ложки о ведерко и ее благовоспитанный голос, который доносил до него ночной ветерок, когда она по-дурацки окликала своих любимцев:
– Да ну же, Белянка, Недотепа, Красавица...
– Все в порядке. – Смайли вернулся в дом. – Она кормит кур.
– Мне следует скомандовать, чтоб она отчалила, верно, Джордж? – заметила Конни, словно он ничего ей и не говорил. – Иди в хороший мир, Хилс, дорогая моя. Не привязывай себя к гниющей старой колоде, вроде Конни. Выйди замуж за какого-нибудь дурака без подбородка, народи ребят, выполни свое женское предназначение. (Смайли вспомнил, что Конни умела подражать разным голосам, правда, приберегая особый голос для себя. Этот сохранился у нее до сих пор.) Но будь я проклята, если так поступлю, Джордж. Я хочу ее. Всю, до последнего кусочка ее роскошного тела. Так бы и забрала с собой, если б был хоть малейший шанс. Когда-нибудь сами попробуйте. – Помолчала. – А как там все мальчики и девочки?
Он не сразу понял ее вопрос, всецело поглощенный мыслями о Хилари и Энн.
– Его Светлость Сол Эндерби все еще сидит на верху пирамиды, насколько я понимаю? И, полагаю, хорошо ест? Не полинял еще?
– О, Сол полон сил, благодарю вас.
– А эта жаба Сэм Коллинз все еще возглавляет Оперативный отдел?
В ее вопросах чувствовалась колкость, но Смайли ничего не оставалось, как на них отвечать.
– Сэм тоже в порядке.
– А Тоби Эстерхейзи по-прежнему расточает елей по коридорам?
– Все более или менее по-старому.
Теперь лицо ее оказалось в полной темноте, и он не мог с определенностью сказать, собирается ли она продолжать разговор. Он слышал ее тяжелое дыхание, хрипы в груди. Но чувствовал, что по-прежнему является объектом ее изучения.
– Вот вы никогда не стали бы работать на эту команду, Джордж, – произнесла она наконец, будто нечто всем очевидное. – Только не вы. Налейте мне еще.
Обрадовавшись возможности подвигаться, Смайли направился снова в другой конец комнаты.
– Вы сказали – Киров? – долетел до него голос Конни.
– Совершенно верно, – весело произнес Смайли и вернулся с наполненным стаканом.
– Этот маленький хорек Отто Лейпциг стал первым, с кем мы столкнулись, – заметила она, сделав большой глоток и облегченно вздохнув. – На пятом этаже не желали верить ему, не так ли? Нет, кто же поверит нашему маленькому Отто – о, нет! Отто – фальшивая монета, и точка!
