— Что, мир действительно взорвется?
— Да!
— Правда, какой теперь это мир… — пробормотал Коэн. — Вот раньше…
— Подумай о котятах… — сказал Ринсвинд.
— О щенках, — прошипел Моркоу, не отрывая взгляда от Коэна.
— Ну, то есть о щенках. Подумай о них.
— Подумал. И что?
— Так, ничего.
— Но погибнут все до единого, — сказал Моркоу.
Коэн пожал костлявыми плечами.
— Все рано или поздно умрут. Так нам говорили.
— Но кто тогда вспомнит о вас? — спросил менестрель как будто сам у себя. — Если никого не останется, значит, и вспоминать будет некому.
Орда воззрилась на него.
— Никто не вспомнит о том, кем вы были или что совершили, — продолжал он. — Ведь ничего не останется. Ни песен… ничего. И некому будет вспоминать.
Коэн вздохнул.
— Ладно, предположим, я…
— Коэн? — окликнул Маздам несколько обеспокоенно. — Помнишь, пару минут назад ты сказал «Маздам, дави»?
— Да?
— То есть давить не надо было?
Бочонок шипел.
— Так ты раздавил взрыватель?
— Ну да! Как ты и велел!
— Мы можем что-нибудь сделать?
— Нет, — ответил Ринсвинд.
— А удрать успеем?
— Только если придумаете способ пробежать десять миль действительно, действительно быстро, — сказал Ринсвинд.
— Парни, все ко мне! Тебя, менестрель, это не касается, это чисто геройское дело…
Орда собралась вокруг Коэна и принялась о чем-то оживленно шушукаться. Совещание длилось недолго.
— Отлично, — наконец сказал Коэн и выпрямился. — Господин бард, ты правильно записал наши имена?
— Конечно…
— Тогда, парни, вперед!
Они закинули бочонок обратно на кресло-каталку Хэмиша и дружно навалились.
— Эй, бард! — оглядываясь, бросил через плечо Маздам. — Обязательно напиши о том, как я…
— Уходим, уходим! — заорал Коэн, хватая его за плечо. — До встречи, госпожа Макгарри!
Она кивнула и отступила в сторонку.
— Ну, я, это… — с грустью пробормотала Вена. — Вот-вот правнуки пойдут, да и потом…
Кресло-каталка уже во весь опор неслось по мостовой.
— Назови одного из них в мою честь! — крикнул Коэн, запрыгивая на кресло.
— Что они задумали? — спросил Ринсвинд, провожая взглядом несущееся к далеким воротам кресло.
— Они не успеют спуститься с горы! — крикнул Моркоу и метнулся следом за Ордой.
Кресло-каталка вылетело из ворот и загрохотало по обледеневшим камням.
Бросившийся за Моркоу Ринсвинд увидел, как кресло в последний раз подпрыгнуло и рухнуло в десятимильную пропасть. Ему даже показалось, что он расслышал чьи-то последние слова: «А разве мы не должны что-то крича-а-а-а…»
Кресло, бочонок и фигурки становились все меньше, пока совсем не скрылись в дымке, окружавшей заснеженные острые, как клыки, вершины.
Моркоу и Ринсвинд молча смотрели вниз.
Через некоторое время волшебник заметил краем глаза Леонарда. Художник, положив руку на запястье, считал пульс и едва слышно бормотал:
— Десять миль… Гм… Учитывая сопротивление воздуха… скажем, чуть больше трех минут… Да, да, несомненно… И, пожалуй, лучше будет отвернуться… Да… Вот сейчас. Да, лучше закрыть гла…
Мир за опущенными веками стал ярко-алым.
А несколько секунд спустя грохот достиг вершины Кори Челести, вызвав несколько лавин. Но потом все смолкло.
— Как думаешь, они выжили? — спросил Моркоу, пристально вглядываясь и клубы потревоженной снежной пыли.
— Чего? — не понял Ринсвинд.
— Если они погибли, история получится незаконченной.
— Капитан, они только что пролетели десять миль и упали прямо в эпицентр взрыва, который превратил одну из гор в долину, — сказал Ринсвинд.
— Ну, они могли зацепиться за какой-нибудь ледяной карниз, — предположил Моркоу.
— Или упасть на случайно пролетавшую мимо стаю больших и очень мягких птиц? — хмыкнул Ринсвинд.
Моркоу прикусил губу.
— С другой стороны… Пожертвовать собственной жизнью ради спасения мира… Это достойный конец.
— Но сначала они собирались его взорвать!
— Но все равно, они поступили очень храбро.
— В некотором смысле да.
— Может, стоит спуститься и проверить? — печально покачал головой Моркоу.
— Там теперь огромный кратер с кипящим камнем! — воскликнул Ринсвинд. — Тут потребуется чудо!
— Всегда есть надежда.
— Ага. А еще налоги. Много что есть всегда.
Вздохнув, Моркоу выпрямился.
— Надеюсь, ты ошибаешься.
— Надеешься? Ладно, пора возвращаться. Наши неприятности еще не закончились.
Стоявшая чуть поодаль Вена громко высморкалась и заткнула носовой платочек за бронированный корсет. «Пора идти на запах лошадей», — подумала она.
Обломки «Сокола» вызвали среди божественных классов острый, хотя и неодобрительный интерес. Боги не были уверены в том, что именно они видят перед собой, но заранее этого не одобряли.
— Думаю, — сказал Слепой Ио, — если бы мы хотели, чтобы люди летали, то дали бы им крылья.
— Но мы же допускаем использование метел и ковров-самолетов, — возразил Оффлер.
— Да, но это волшебные предметы. Магия… религия… тут имеется некая связь. А это — попытка нарушить естественный порядок. Да кто угодно сможет летать по миру на такой штуковине! — Он содрогнулся. — И люди будут смотреть на своих богов сверху вниз!
Он посмотрел сверху вниз на Леонарда Щеботанского.
— Почему ты это сделал?
— Показав птиц, вы дали мне крылья, — ответил Леонард. — Я лишь повторил увиденное.
Остальные боги молчали. Как и многие профессионально религиозные люди, — а чтобы быть богом, нужно быть настоящим профессионалом, — они чувствовали себя несколько неуверенно в присутствии столь беззастенчиво интеллектуального человека.
— Никто из нас не узнал в тебе своего почитателя,— продолжал Ио. — Или ты — атеист?
— Ну, я определенно верю в богов… — сказал Леонард, окидывая взглядом божественное собрание.
Его ответ, похоже, удовлетворил всех, кроме Рока.
— И все? — спросил тот, и Леонард задумался.
