— Ты знаешь эту машину, Чарли? — прошептала ей в ухо Хельга и еще крепче прижала к себе с намерением выудить ответ.
Чарли же мысленно видела лишь, как двести фунтов взрывчатки, запрятанных под обшивку, под сиденья, под бамперы, разносят в клочья ее возлюбленного, — этот ад, разодравший на части тело, которое она так любила. А в ушах ее звучал голос другого, безымянного наставника: «Не верь им, лги им, все отрицай; не соглашайся, отказывайся отвечать».
— Она что-то произнесла, — недовольным тоном заметил Местербайн.
— Она произнесла: «Мишель», — сказала Хельга, вытирая новый поток слез внушительной величины платком, который она вытащила из сумки.
— Погибла также какая-то девушка, — сказал Местербайн. — Говорят, она была с ним в машине.
— Голландка, — тихо произнесла Хельга так близко от лица Чарли, что га почувствовала на ухе ее дыхание. — Настоящая красотка. Блондинка.
— Судя по всему, они погибли вместе, — продолжал Местербайн, повышая голос.
— Так что ты была у него не единственной, Чарли, — доверительным гоном произнесла Хельга. — Не тебе одной, знаешь ли, принадлежал наш маленький палестинец.
Впервые с тех пор, как они сообщили ей о том, что произошло, Чарли произнесла нечто членораздельное.
— Я никогда этого от него не требовала, — прошептала она.
— Полиция говорит, что голландка — террористка, — возмутился Местербайн.
— Они говорят, что и Мишель был террористом, — сказала Хельга.
— Они говорят, что голландка уже несколько раз подкладывала бомбы по просьбе Мишеля, — сказал Местербайн. — Говорят, что Мишель и эта девушка планировали новую акцию и что в машине найдена карта Мюнхена, на которой рукою Мишеля обведен Израильский торговый центр. На Изаре, — добавил он. — На верхнем этаже дома — не такая это простая цель. Он не говорил вам, мисс Чарли, об этой акции?
Мелко подрагивая, Чарли отхлебнула кофе, что. видимо, обрадовало Хельгу не меньше, чем если б она ответила.
— Ну вот! Наконец-то она оживает. Хочешь еще кофе, Чарли? Подогреть еще? А хочешь поесть? У нас тут есть сыр, яйца. колбаса — все. что угодно.
Чарли отрицательно покачала головой и позволила Хельге отвести себя в уборную, где она пробыла долго, ополаскивая лицо холодной водой и выплевывая блевотину, а между позывами рвоты жалея, что плохо знает немецкий и не может уследить за нараставшим стаккато разговором, который вели те двое за тонкими, как бумага, дверями.
Когда она вернулась, Местербайн стоял в своем габардиновом плаще у двери на улицу.
— Мисс Чарли, напоминаю вам. что фрейлейн Хельга пользуется всеми правами, гарантируемыми законом, — сказал он и вышел из двери.
Наконец они остались одни. Две девушки.
— Да прекратиже, Чарли. Прекрати, о'кэй? Мы ведь не старухи. Ты любила его — нам это понятно, но он мертв. — Голос Хельги стал на удивление жестким. — Он мертв, но мы же не индивидуалисты, которых интересуют лишь наши частные дела, мы борцы и труженики. Перестань реветь. — Схватив Чарли за локоть, Хельга заставила ее подняться и медленно повела в другой конец комнаты. — Слушай меня. Мишель — мученик, да, но мертвые не могут сражаться, и мучеников много. Один солдат погиб. Революция продолжается. Так?
— Так, — прошептала Чарли.
Они подошли к дивану. Взяв с него свою большую сумку, Хельга достала оттуда плоскую бутылку виски, на которой Чарли заметила наклейку беспошлинного магазина. Хельга отвинтила колпачок и протянула бутылку Чарли.
— В память о Мишеле! — объявила она. — Пьем за него. За Мишеля. Скажи это.
Чарли сделала глоточек и скривилась. Хельга отобрала у нее бутылку.
— А теперь, Чарли, сядь, пожалуйста, я хочу, чтобы ты села. Немедленно.
Чарли апатично опустилась на диван. Хельга снова стояла над ней.
— Слушай меня и отвечай, о'кэй? Я приехала сюда не для развлечений, ясно? И не для дискуссий. Я люблю дискуссии, но не сейчас. Скажи: «Да».
— Да, — устало произнесла Чарли.
— Мишеля тянуло к тебе. Это установленный факт. Он, собственно, был даже влюблен. У него в квартире на письменном столе лежит незаконченное письмо к тебе, полное поистине фантастических слов о любви и сексе. И все обращено к тебе. Там есть и политика.
Медленно, словно до нее только сейчас все дошло, опухшее, искаженное лицо Чарли просветлело.
— Где оно? — спросила она. — Отдайте его мне!
— Оно сейчас изучается. При проведении операции все должно быть взвешено, объективно изучено.
Чарли попыталась подняться.
— Оно мое! Отдайте его мне!
— Оно — собственность революции. Возможно, ты его потом получишь. Там увидим. — И Хельга не очень нежно толкнула ее назад, на диван. — Эта машина. «Мерседес», который стал грудой пепла. Это ты приехала на нем в Германию? Пригнала для Мишеля? Он дал тебе такое поручение? Отвечай же.
— Из Австрии, — пробормотала она.
— А туда откуда ты приехала?
— Через Югославию.
— Чарли, по-моему, ты поразительно неточна — откуда?
— Из Салоник.
— И Мишель, конечно, сопровождал тебя. Он, по-моему, обычно так поступал.
— Нет.
— Что — нет? Ты ехала одна? В такую даль? Это же нелепо! Он никогда в жизни не доверил бы тебе такую ответственную миссию. Я не верю ни единому твоему слову. Все это — вранье.
— Не все ли равно? — сказала Чарли, снова впадая в апатию.
Хельге было не все равно. Она уже закипала.
— Конечно, тебе все равно! Если ты шпионка, тебе и будет все равно! Мне уже ясно, что случилось. Нет необходимости задавать еще вопросы — это будет чистой формальностью. Мишель завербовал тебя, ты стала его тайной любовью, а ты, как только смогла, пошла в полицию и все рассказала, чтобы уберечь себя и получить кучу денег. Ты полицейская шпионка. Я сообщу об этом кое-кому, людям достаточно умелым, которые знают тебя и позаботятся о твоей дальнейшей судьбе даже через двадцать лет. Прикончат — и все.
— Великолепно, — сказала Чарли. — Замечательно. — Она ткнула сигаретой в пепельницу. — Так и поступи, Хельга. Ведь это как раз то, что мне нужно. Пришли их ко мне, хорошо? В гостиницу, шестнадцатый номер.
Хельга подошла к окну и отдернула занавеску с таким видом, будто собиралась позвать Местербайна. Взглянув через ее плечо, Чарли увидела маленькую арендованную машину Местербайна с включенным светом и очертания самого Местербайна в берете, неподвижно сидевшего за рулем.
Хельга постучала по стеклу.
— Антон! Антон, иди сюда немедленно: у нас тут стопроцентная шпионка! — Но произнесла она это слишком тихо — так, чтобы он не мог ее расслышать. — Почему Мишель ничего не говорил нам о тебе? — спросила она, задергивая занавеску и поворачиваясь к Чарли. — Почему он не поделился с нами? Ты столько месяцев была его темной лошадкой. Это же нелепо!
