* * *
И вновь существовала только ее комната. Ему пришлось вести ее туда, потому что даже в этом крохотном пространстве она не сумела найти дороги. Она неуверенно опустилась на кровать, словно не зная ее высоты. Он сел рядом и не отрываясь смотрел на ее ошеломленное лицо, смотрел, как ее глаза закрылись, а потом полуоткрылись, и не решался прикоснуться к ней – такой окаменевшей, полной ужаса, далекой она была. Правой рукой она сжимала левое запястье, словно оно было сломано. Потом судорожно вздохнула. Он сказал: «Катя», – но она как будто не услышала. Он оглядел комнату. К одной стене был придвинут крохотный секретер, служивший туалетным столиком и рабочим столом. На пачке старых писем лежала тетрадь, точно такая же, какими пользовался Гёте. Над кроватью висела репродукция Ренуара в рамке. Он снял ее и положил к себе на колени. Опытный шпион вырвал страницу из тетради, положил на стекло, достал из кармана ручку и написал:
Расскажи мне.
Он придвинул листок к ней, она равнодушно прочла, продолжая сжимать левую кисть. Потом чуть пожала плечами. Ее плечо прижималось к его плечу, но она этого не замечала. Блузка ее расстегнулась, пышные черные волосы растрепались. Он написал еще раз расскажи мне, потом обнял за плечи, глядя на нее умоляюще со всем отчаянием любви. Затем ткнул пальцем в листок, приподнял картину и переложил на колени к ней. Она уставилась на листок, на «расскажи мне», потом мучительно всхлипнула, опустила голову, и он уже не мог разглядеть ее лицо сквозь завесу спутанных волос.
Якова взяли, – написала она.
Он забрал у нее ручку.
Кто тебе это сказал?
Яков, – ответила она.
Что он сказал?
Он приедет в Москву в пятницу. И вечером в одиннадцать встретится с тобой у Игоря. Он привезет тебе новые материалы и ответит на твои вопросы. Пожалуйста, приготовь полный список. Это последний раз. Ты должен сообщить ему, как идет дело с опубликованием – сроки, все подробности. Обязательно привези ему виски. Он меня любит.
Он выхватил у нее ручку.
Говорил Яков?
Она кивнула.
Так почему же ты думаешь, что его взяли?
Он назвался не тем именем.
Каким?
Даниилом. Наш уговор: Петр, если все в порядке, Даниил, если его возьмут.
Ручка ходила из рук в руки, как челнок. Потом Барли, не передавая ей ручку, стал писать вопрос за вопросом.
Он спутал.
Она покачала головой.
Он же тяжело болел. И забыл ваш код.
Она снова покачала головой.
А прежде он никогда не ошибался?
Она снова мотнула головой, забрала у него ручку и раздраженно написала:
Он назвал меня Марией. Он сказал: «Это Мария?» В случае опасности я должна была назваться Марией. Если все в порядке – Алиной.
Напиши, что он сказал, дословно.
«Это Даниил. Мария, ты? Моя лекция была величайшим успехом всей моей жизни». Только это неправда.
Почему?
Он любит повторять, что истинный успех в России – это всегда проигрыш. Наша с ним шутка. Он сознательно сыграл на нашей шутке. Он объяснил мне, что мы погибли.
Барли подошел к окну и посмотрел вниз на двор и улицу. Черный мир внутри его погрузился в безмолвие. Ни движения, ни вздоха. Но он был готов. Всю жизнь он готовился, сам того не зная. Она связана с Гёте и потому погибла, как и он. Пока еще нет, потому что Гёте в последней вспышке мужества, оставшегося у него, попытался ее оградить. Но погибнет. Безвозвратно. Едва они сочтут нужным протянуть свою длинную руку и сорвать ее с дерева.
Он простоял у окна около часа и только тогда вернулся к кровати. Она лежала на боку с открытыми глазами, согнув колени. Он обнял ее, притянул к себе и почувствовал, как ее ледяное тело словно разбилось у него в руках: она судорожно зарыдала, беззвучно содрогаясь, словно боялась даже плакать в радиусе действия микро – фонов.
Он снова начал писать – четкими большими буквами: «ЧИТАЙ ВНИМАТЕЛЬНО».
* * *
Каждые несколько минут на экранах проплывало что-то. Барли вышел из «Меж». И еще. Они встретились у станции метро. И еще. Вышли из больницы: Катя опиралась на руку Барли. И еще. Люди лгут, но компьютер не ошибается. И еще.
– Почему он за рулем? – резко спросил Нед, еще не дочитав.
Шеритон весь ушел в экран и не ответил, но Боб, стоявший позади него, перехватил вопрос:
– Мужчины предпочитают катать женщин, а не наоборот. Век мужского шовинизма еще не миновал.
– Благодарю вас, – вежливо ответил Нед.
Клайв одобрительно улыбался.
Перебой. Хронологическая последовательность на экранах прерывается: докладывает Анастасия, угрюмая шестидесятилетняя латышка, уже двадцать лет числящаяся в списках Русского Дома. Только Анастасии, ей одной, было разрешено держать под наблюдением вестибюль.
Живая легенда докладывает:
Она сделала два прохода – в уборную, потом назад в приемную.
Во время первого прохода Барли и Катя сидели в ожидании на скамье.
При втором – Барли и Катя стояли у телефона и как будто обнимались. Ладонь Барли была возле ее лица, одна рука Кати тоже была поднята, а другая опущена.
Значит, Дрозд к этому моменту уже позвонил?
Этого Анастасия не знала. Хотя в уборной в кабинке она старательно напрягала слух, но звонка телефона не услышала. Либо звонка не было вовсе, либо разговор закончился до ее второго прохода.
– Зачем бы ему понадобилось ее обнимать? – сказал Нед.
– Может, ей в глаз залетела мушка, – кисло ответил Шеритон, не отводя взгляд от экрана.
– Он сел за руль, – гнул свое Нед. – Там ему не положено управлять машиной, но он все-таки сел за руль. Он позволил ей вести машину всю дорогу до березовой рощи и назад. И в больницу его везла она. Но внезапно он садится за руль сам. Почему?
Шеритон отложил карандаш и провел указательным пальцем между воротником и шеей.
– И что же из этого следует, Нед? Позвонил Дрозд или не позвонил? Как по-вашему?
У Неда достало порядочности честно обдумать этот вопрос.
– Видимо, позвонил. Иначе они не ушли бы так скоро.
– Может, она услышала что-то неприятное. Например, какую-нибудь скверную новость, – предположил Шеритон.
Экраны погасли, погрузив комнату в серый сумрак.
Шеритон располагал еще одним кабинетом, декорированным розовым деревом и сиюминутной живописью. Мы перебрались туда, налили себе кофе и остались стоять с чашками в руках.
– Какого дьявола он торчит у нее на квартире так долго? – спросил меня Нед вполголоса. – Ему же требовалось узнать от нее только время и место встречи. А это он мог сделать два часа назад.
