В отличие от этого, Маастрихтский договор, который вводит единую европейскую валюту, не содержит положений, предусматривающих выход из него. Президент Европейской комиссии Романо Проди вроде бы намекнул, что страна, отказавшаяся от своей валюты, в случае если передумает использовать евро, может выпустить ее снова
[331]
. Однако, учитывая положение протокола Маастрихтского договора, которое прямо указывает на необратимость характера движения Сообщества к третьему этапу развития Экономического и валютного союза это кажется довольно странным. Если синьор Проди действительно знал, о чем говорил, то его слова были неискренними. Конечно, у любого европейского государства есть право на любом этапе объявить об одностороннем выходе из Союза или об отказе от евро. В случае Великобритании, как я покажу дальше, традиционная конституционная доктрина вообще не допускает полного отказа от этого права или его утраты нашим парламентом. Однако технические и финансовые сложности, связанные с возобновлением эмиссии национальной валюты, после того как золотовалютные резервы государства были переведены в Европейский центральный банк, а национальный центральный банк приобрел статус отделения ЕЦБ, могут испугать кого угодно. Тогдашний европейский комиссар по экономическому и валютному союзу Ив Тибо де Сильги выразил общепринятый взгляд, когда сказал напрямик: договоре нет положения, предусматривающего право выхода для страны, которая присоединилась к валютному союзу. Процедур выхода не существует. Именно поэтому вы должны быть абсолютно уверены в правильности своего решения, когда вступаете.
Я абсолютно уверена. Мы не должны вступать.
Итак, есть очень веские принципиальные политические и конституционные причины, по которым Великобритании не следует переходить на евро. Помимо них имеется и масса экономических соображений. Не последнее место среди них занимает опыт, полученный Великобританией, когда фунт стерлингов был частью Европейского курсового механизма (ЕКМ). Следование за немецкой маркой с марта 1987 года, что вполне можно считать неофициальной)) (а с моей точки зрения — неправомочной) политикой ЕКМ, вынуждало удерживать процентные ставки на низком уровне и, как следствие, мириться с ростом инфляции. Официально фунт присоединился к ЕКМ в октябре 1990 года, за месяц до моего ухода с Даунинг-стрит. Моя позиция была ясной: процентные ставки должны устанавливаться исходя прежде всего из денежно-кредитной политики, определяемой внутренними условиями"
От этого впоследствии отказались. К Европейскому курсовому механизму стали относиться так, как к нему всегда относились сами европейцы, а именно как к прелюдии к экономическому и валютному союзу. Поддержание определенного курсового паритета получило приоритет перед всеми остальными экономическими соображениями. Подобная негибкость имела катастрофические последствия. Когда процентные ставки по немецкой марке поднялись в результате массированных заимствований с целью покрытия издержек, связанных с присоединением Восточной Германии, ЕКМ заставил повысить процентные ставки и по фунту, что углубило и продлило экономический спад. Наконец, в «черную» — или «белую», как иногда доказывают, — среду (16 сентября 1992 года) после продажи около 11 миллиардов фунтов стерлингов из золотовалютного резерва и повышения процентной ставки до 12 % (а наследующий день и до 15 %) фунт пришлось вывести из ЕКМ. Несмотря на зловещие предсказания, он устоял. А экономика, вместо того чтобы обрушиться, начала восстанавливаться, чего нельзя было сказать о репутации экономической политики тогдашнего консервативного правительства.
Будь Великобритания в то время в составе Европейского экономического и валютного союза, не избежать нашей экономике еще более серьезных последствий, поскольку оковы были бы еще тяжелее. Давление на британскую промышленность нельзя было бы облегчить путем снижения процентной ставки и стоимости валюты. Мы прочно увязли бы в чрезмерно ограничивающей свободу действий денежно-кредитной политике и несоразмерных процентных ставках. Единственное, что можно было противопоставить углубляющемуся спаду, это дотации, перераспределение рабочей силы и снижение заработной платы. Ну, и какому правительству это понравится? Вот над чем следует задуматься тающему меньшинству британских сторонников отказа от фунта в пользу евро.
На самом деле для Европы в целом просто не может существовать правильной)) процентной ставки или правильного)) обменного курса. Экономика европейских стран слишком разнообразна. Великобритания же вдобавок к этому имеет свои особые трудности, поскольку ее экономика коренным образом отличается от экономики большинства соседей.
Британская экономика обладает и в обозримом будущем будет обладать значительно большей чувствительностью к изменениям процентной ставки, чем экономика стран материковой части Европы. Объясняется это тем, что в отличие от них у нас высокий уровень переменных ипотечных долговых обязательств в силу традиционного значения, придаваемого собственности на жилье. Другим отличием является то, что наш экономический цикл в целом не совпадает с экономическим циклом на континенте: он намного ближе к экономическому циклу Соединенных Штатов. Великобритания — крупная нефтедобывающая страна, чего нельзя сказать о Европе. Мы также намного больше, чем европейцы, зависим от так называемых кщевидимых статей дохода т. е. услуг и доходов от инвестиций. Наконец, иза того (как я покажу позже), что значительная доля нашей торговли приходится на неевропейские страны и, следовательно, не деноминируется в евро, выгода, получаемая от устранения издержек, связанных с неустойчивостью обменных курсов относительно евро, для нас не так существенна. В самом деле, фиксирование нашего обменного курса в Европе означало бы фактическое повышение волатильности фунта относительно доллара, вместе с которым он обычно двигался. И еще, в ответ тем, кто твердит, что им нужна общая валюта, легко доступная во всех концах света, скажу, что такая валюта уже есть, она называется американский доллар.
Для процветания Великобритании единая европейская валюта вовсе не обязательна. Переход на евро не нужен для обеспечения свободы торговли: Североамериканское соглашение о свободной торговле (ЫАРТА), в котором участвуют США, Канада и Мексика, прекрасно функционирует (лучше, чем ЕС, что я продемонстрирую дальше) без него. Евро, однако, вполне может повредить свободной торговле в глобальном масштабе (а это несоразмерно сильно скажется на Великобритании), поскольку единая валюта защищает более высокие издержки и подогревает европейский протекционизм. Вопреки мрачным предсказаниям, раздававшимся накануне введения евро, сегодня совершенно ясно, что переход на новую валюту не так уж и обязателен для благополучия лондонского Сити: Сити занимает ведущее положение в торговле евро и успешно процветает. Обусловлено это высоким профессионализмом и международной репутацией Сити как финансового центра, а также благоприятным налоговым режимом и регулированием, существующими в Великобритании вопреки, а не благодаря ЕС. Не нужна единая европейская валюта и для привлечения инвестиций. В 1999 году Великобритания была самой привлекательной среди стран ЕС для прямых иностранных инвестиций, доля которых выросла с 25 до 27 %, что в два раза выше, чем у Франции, и в три раза, чем у Германии*. Иностранцы вкладывают средства в нашу страну иза того, что налоговое бремя, ложащееся на бизнес, у нас значительно ниже, чем в странах материковой части Европы. Именно это имеют в виду французы, когда протестуют против так называемого оциального демпинга
