В международной дискуссии по поводу Сербии и ее соседей сквозят все те же ошибочные представления, что и в начале балканской катастрофы 90-x годов. Большая их часть исходит от приверженцев так называемого Пакта о стабильности в Юго-Восточной Европе, который был предложен министрами иностранных дел стран Европейского союза в Кельне 10 июня 1999 года. Инициатива с этим странным названием предполагает обеспечение «прочного мира, процветания и стабильностью» в регионе посредством поощрения регионального сотрудничества, развития рыночной экономики и «интеграции в структуру [Европейского союза]». Все это звучит весьма благопристойно. Сомнительны, однако, исходные посылки.
Прежде всего, разве балканские войны разразились в результате экономической неразвитости региона? Нет. Нищета — это результат, а не причина конфликта. Каким образом процветание само по себе может предотвратить будущие войны?
Во-вторых, разве верно, что эти войны разорили регион в целом? Нет, только те страны бывшей Югославии, где проживало достаточно много сербов, которых Белград хотел объединить под своим началом. Так каким образом здесь может помочь более широкое региональное сотрудничество?
И, в-третьих, разве есть основания считать, что роль Европы во время конфликта была положительной и что расширение этой роли неизбежно приведет к принятию правильных решений? В действительности их тоже нет. Мир и стабильность вернулись в регион вопреки, а не благодаря усилиям Европейского союза.
Это не означает, впрочем, что Европа не может помочь. Открытие ее рынков для товаропроизводителей всего региона наверняка позволит тем, кто стремится к миру, продавать товары и восстанавливать свои страны. Возможна также и целенаправленная, жестко контролируемая помощь. Но ее объемы не должны быть слишком большими. Босния, например, уже достигла того состояния, при котором международная помощь приносит больше вреда, чем пользы, поскольку ведет к развитию коррупции и зависимости. То же самое вполне может произойти и в Косово, и в Сербии.
Реально вся международная деятельность Европейского союза на Балканах строится на представлении, которое все еще довлеет над дипломатами, о том, что мотивом этой войны, а точнее всех войн, является национальная самобытность и национальный суверенитет. Карл Бильдт, специальный посланник Генерального секретаря ООН на Балканах, например, призывал:
…к постепенному созданию структур многоуровневого суверенитета… призванных обеспечить как развитую автономию, так и широкую европейскую интеграцию, позволить со временем перекинуть мост через пропасть, которая, в противном случае, будет постоянно угрожать стабильности региона. Неизбежной альтернативой образованию новых национальных государств в регионе является создание новых европейских и региональных структур
[242]
.
В том же мрачном духе, в каком он предупреждал об опасности развала старой федеративной Югославии в 1991 году, Европейский союз предостерегал Черногорию против выхода из состава Сербии. Думается, международные дипломаты могли бы уже понять, к чему приводят попытки втолковать другим народам, в чем заключается их национальный интерес. Жизнь в условиях скромного достатка, без сербов, которые притесняют их и обирают до нитки, рано или поздно обязательно покажется черногорцам привлекательной. Но именно Сербия, а не мы должна убедить их в обратном, предложив достаточно благоприятные условия. Я бы на месте черногорцев постаралась отделиться как можно скорее.
Европейский союз никогда не придет к разумной политике в отношении Балканских стран по одной весьма простой причине. ЕС, а точнее класс, который находится у власти, не может принять ценность идеи самостоятельности, поскольку она подрывает саму концепцию единой Европы. Поэтому вместо того, чтобы стимулировать развитие национальных государств и их прогресс, ЕС всегда будет пытаться подавить или подорвать его. Это плохо для всех, а особенно для Балканских стран, где унижение и срыв замыслов создают риск более масштабного и разрушительного разгула националистических страстей.
Западу следовало бы более широко подходить к понятию национализма, увязывая его с демократией и регулируемой законом свободой. Я озвучила эту мысль на лекции в Загребе в 1998 году:
Национальным следует считать совсем не то государство, в котором живет всего лишь одна нация. Это государство, где кровные узы и история большинства придают населению особое единство и сплоченность. Национальные меньшинства при этом вовсе не лишаются тех прав, которые дает гражданство. Государство, в конце концов, — это не то же самое, что племя. Это юридический субъект. Таким образом, забота о правах человека… дополняет чувство государственности, что делает национальное государство прочным и демократичным.
Я уверена, что именно к такому убеждению придет новое поколение политиков — мужчин и женщин, которые не испорчены тоталитарным мировоззрением прошлого, — в Юго-Восточной Европе. Эту философию, кстати, называют консерватизмом.
Глава 9
Европа: грезы и кошмары
ЕВРОПЕЙСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
На моем веку большинство проблем, с которыми сталкивался мир, так или иначе зарождались в материковой части Европы, а их решение приходило извне. Подобное обобщение особенно справедливо в отношении Второй мировой войны. Нацизм, в конечном итоге, — это европейская идеология, а Третий рейх — претензия на господство в Европе. И тому, и другому противостояла решимость Великобритании, стран Содружества и, конечно, Америки. Итогом стала великая победа свободы. Жители материковой части Европы воспользовались результатами, которых, в общем-то, добились не сами, — некоторые до сих пор обижаются, если им говорят об этом.
Подобное заключение, правда в несколько ином плане, справедливо и для «холодной войны». Хотя марксизм стал имперской идеологией прежде всего в Советском Союзе, который нельзя ограничить рамками Европы, сам он также имеет европейские корни. Не следует забывать, что Карл Маркс был европейским мыслителем; он формировал свои идеи, опираясь на опыт революционной Франции, и, к сожалению, писал свои работы в Британском музее — задолго до того, как они приняли реальный политический образ в Санкт-Петербурге и Москве. В конечном итоге именно либеральные демократические ценности англоязычного мира, провозглашенные из Вашингтона, оказались абсолютным противоядием от коммунизма. Во второй раз (или в третий, если взять также и Первую мировую войну, несмотря на то что ее проблемы были несколько сложнее) спасение пришло из-за Атлантики.
На личном уровне могу сказать, что немалую толику моей энергии во время работы в качестве премьер-министра забирала Европа, и, если бы начать все сначала, думаю, она потребовала бы ее в еще большей мере Конечно, Великобритании в те дни не приходилось вести воину против европейской сверх державы. Но и тогда не обходилось без напряженной борьбы по вопросам, имевшим колоссальное национальное и международное значение. Заглядывая вперед, в столетие, которое только началось, можно с уверенностью утверждать, что столкновение интересов и идей не прекратится.
