По аналогичному сценарию расправились и с профессором И. С. Звавичем, работавшим вместе с Зубком на одной кафедре в МГУ. Брошюра Звавича «Лейбористская партия Англии, ее программа и политика» (М., 1947) была запрещена Главлитом из-за «социал-реформистской» позиции автора, «не разоблачившего английский лейборизм как прямую агентуру черчиллевского империализма». Изгнанный отовсюду, лишенный средств к существованию, Звавич должен был покинуть Москву и переехал в далекий Ташкент, где преподавал в Среднеазиатском университете.
Через три года очередь дошла и до историка и дипломата Б. Е. Штейна
[269]
, который так же, как Зубок и Звавич, преподавал в Академии общественных наук при ЦК ВКП(б). В конце 1951 г. издательство Академии наук СССР выпустило его книгу «Буржуазные фальсификаторы истории (1919–1939)», а в апреле 1952 г. в журнале «Большевик» появилась разгромная рецензия на эту работу, утверждавшая, что она «пронизана духом лженаучного объективизма». Ругательная статья, надо полагать, появилась отнюдь не случайно. В марте 1952 г. Штейна, чуть ли не последнего из евреев, работавших в МИД СССР, уволили оттуда. Помимо прочего предлогом послужило то обстоятельство, что с апреля 1918 г. по январь 1919 г. он состоял в партии меньшевиков. 18 сентября 1952 г. по предложению нового ректора АОН Д. И. Надточеева Секретариат ЦК освободил Штейна от работы в партийной академии. Примерно тогда же он был исключен из партии и лишился последнего места работы в Высшей дипломатической школе МИД СССР, где преподавал в течение тринадцати лет.
Навешивая на одних историков ярлыки космополитов и подвергая их остракизму, организаторы шовинистической истерии не забывали и о тех, кто не порывал знакомства с коллегами, ставшими вдруг социально неприкасаемыми, или недостаточно усердно, лишь ради проформы, критиковал их на собраниях. Наряду с евреями к этой категории сочувствующих причислялись представители вымиравшей элиты дореволюционной русской профессуры и ее последователи. Их не выгоняли, но при всяком удобном случае распекали за связь с «антипатриотами» и заставляли каяться.
В МГУ так поступили в отношении заведующего кафедрой германиста А. С. Брусалимского, профессора R Ю. Виппера, читавшего «идеалистический» курс по истории христианства, специалиста по истории средневековой Англии, профессора Е. А. Косминского, получившего осенью 1949 г. в результате нараставшей травли инфаркт, сотрудника возглавлявшейся последним кафедры средних веков Ф. А. Когана-Бернштейна и др. Даже академик Б. В. Тарле, трижды награжденный в 40-х гг. Сталинской премией, не был застрахован от нападок. Его имя наряду с именами таких его коллег, как Н. Л. Рубинштейн, О. Л. Вайнштейн, 3. К. Эггерт, Л. И. Зубок, В. И. Лан и др., «склонялось» в постановлении Секретариата ЦК от 19 ноября 1949 г. о недостатках в работе Института истории АН СССР. Но особенно неуютно почувствовал себя этот ученый, когда с подачи Суслова
[270]
в журнале «Большевик» (№ 15, 1951 г.) появилась статья С. Кожухова, критиковавшая «антипатриотическую» оценку роли М. И. Кутузова в войне 1812 г. в книге «Нашествие Наполеона на Россию», опубликованную Тарле еще в 1938 г.
Казалось, неминуемо повторится то, что произошло в конце января 1931 г. Тогда Тарле вместе с другими видными историками был арестован и обвинен в том, что, входя в мифический «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России», пытался организовать иностранную интервенцию и свергнуть советскую власть. В будущем «буржуазном» правительстве он якобы мнил себя министром иностранных дел, «вступал в сношения» с французским премьер-министром Р. Пуанкаре, Папой Римским Пием XL.. Подобными откровениями изобиловало тогда «дало» Тарле, закончившееся в августе 1931 г. высылкой его в Казахстан. С тех пор прошло двадцать лет, и ученый вновь оказался на пороге тяжелых испытаний. Однако на сей раз все обошлось благополучно. Сталин защитил старого академика, позволил ему парировать вздорную критику, опубликовав ответную статью в журнале «Большевик» (№ 17, 1951 г.).
Энтузиазм очищения исторической науки от «скверны космополитизма» не признавал ведомственных перегородок. Одновременно с гражданскими в кампании участвовали и военные историки. С 17 по 21 марта 1949 г. в Военно-политической академии им. В. И. Ленина проводилось расширенное заседание ученого совета, в ходе которого, помимо прочего, в самых решительных выражениях была осуждена книга начальника кафедры истории международных отношений и внешней политики СССР профессора Г. А. Деборина, сына академика А. М. Деборина (Иоффе), которого Сталин еще в 1931 г. заклеймил как «меньшевиствующего идеалиста». Книга эта — «Международные отношения в годы Великой Отечественной войны» — вышла еще в 1947 г. и послужила формальным поводом для расправы с ученым, представлявшим немногочисленную прослойку еврейства в советской военной среде. С солдафонской прямотой о профессоре Г. А. Деборине было сказано, что он выступил «как апологет американского империализма»
[271]
. Но столь категоричное обвинение не вывело его из равновесия. За плечами полковника-ученого стояла служба в годы войны в советском посольстве в Лондоне, где он тесно сотрудничал с органами госбезопасности и потому знал, как ему следовало действовать.
24 марта Деборин направил донос в политотдел академии, в котором наряду с самобичеванием обвинил профессоров И. С. Звавича, Л. И. Зубка, Б. Е. Штейна, А. А. Трояновского, Н. Л. Рубинштейна и др. в том, что они своим космополитическим влиянием толкнули его на путь ошибок. Но больше всех «навредил» ему бывший посол в Англии академик И. М. Майский (Ляховецкий), который был рецензентом-консультантом злополучной книги. Именно он «распинался о необходимости максимальной объективности и тщательности в характеристике США и Англии», что в конечном итоге, по словам Деборина, способствовало обелению в его книге «злейших врагов Советского Союза и всего передового человечества», к числу которых он причислил и Ф. Рузвельта.
Эго был не первый выпад Деборина против высокопоставленного дипломата, который когда-то был его шефом.
В 1948 г. он сообщил в МГБ, что Майский «действовал в пользу империалистических интересов Англии». И потом, когда незадолго до смерти Сталина Майского арестовали и в мае 1955 г. он предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в измене родине, Деборин выступил на процессе как свидетель и с обличительным пафосом заявил: «…Близость к Черчиллю, чья связь с Интеллидженс сервис общеизвестна, недостойна советского гражданина»
[272]
.
В начале лета 1949 г. лихорадка борьбы с космополитизмом захватила и подведомственную ВЦСПС Высшую школу профдвижения. Там в числе первых указали на дверь профессору истории СССР И. П. Шмидту (Гольдшмидту). Не найдя, по-видимому, веских причин для увольнения, решили прибегнуть к следующей иезуитской мотивировке: «…B своих лекциях восхвалял русский империализм, доказывая, что на определенных этапах истории России он играл положительную роль»
[273]
.
