На суде, который проходил с 8 мая по 18 июля 1952 г., Перец Маркиш преобразился. Как вспоминала единственная оставшаяся в живых подсудимая по «делу» ЕАК академик Лина Штерн, Маркиш выступил на процессе с яркой, взрывчатой речью. Его не прерывали — ведь слушали его только судьи и обвиняемые. А судьи были уверены, что никто никогда не узнает, о чем говорил Маркиш. В своем последнем слове он обвинил своих палачей и тех, кто направил их руку. Это была речь не обвиняемого, а обвинителя. Он решительно отвергает обвинения в национализме и воздает должное языку идиш, сыгравшему великую роль в самосохранении нации: «Этот язык, как чернорабочий, поработал на массы, дал им песни, плач. Дал народу все в его тяжкие годы, когда он жил в оторванности от России в черте оседлости» (последние четыре слова — конечно, вынужденные, когда стоишь перед судьями, которые уже заранее вынесли свой приговор).
Прокурор потребовал, чтобы все подсудимые были приговорены к 25 годам заключения. Такой приговор показался Сталину и его банде слишком мягким, и Военная коллегия Верховного суда пересмотрела его и приговорила тринадцать из четырнадцати обвиняемых к смертной казни. Только Лина Штерн получила пять лет.
В своем обзоре я остановился лишь на одном жанре творчества Переца Маркиша — на его поэзии. Перец Маркиш прежде всего — поэт. Но он был великим мастером во всех других жанрах литературы — прозе, драматургии, литературной критике, эссеистике, журналистике.
В заключение хочу отметить следующее. Во времена Маркиша, как и до, и после него, находились люди, пренебрежительно относившиеся к языку идиш. И ныне есть немало таких людей.
Перец Маркиш, как и другие крупнейшие еврейские поэты, прозаики и драматурги, доказал, что на языке идиш можно передавать все оттенки мысли и чувств. В этой связи хочу привести интересную выдержку из статьи известного поэта Льва Озерова: «На языке идиш были созданы шедевры, которые прославили бы любую литературу… Некоторые недоверчиво-скептически настроенные люди сомневались в силе языка идиш. Например, модный в свое время публицист Карл Радек. Перед тем как идти на спектакль Михоэлса, поставившего шекспировского “Короля Лира” в переводе Самуила Галкина, он рассуждал примерно так: ну, как можно на этом макароническом лоскутном языке передать одну из самых сложных трагедий… Посмотрев спектакль, Радек поместил в “Известиях” статью, в которой писал примерно так: игра Михоэлса и Зускина, декорации и, главное, язык столь убедительны и впечатляющи, будто Шекспир писал на идиш».
Великий поэт Перец Маркиш, как и его собратья по перу, был истинно еврейским поэтом. Как замечает в своих воспоминаниях Симон Маркиш: «Не о своих личных интересах шумели люди в доме Переца Маркиша и не про интересы “многонациональной социалистической родины”, а о том, что важно для евреев, еврейской культуры, еврейской судьбы, еврейского будущего».
Пройдут годы, десятилетия и, быть может, столетия — люди будут наслаждаться замечательной поэзией Переца Маркиша.
Массированную репрессивную атаку, предпринятую в конце 1948 — начале 1949 г. против наиболее видных представителей еврейской общественности и культуры, проще всего рассматривать как проявление личностной патологии членов сталинского руководства. Однако это не совсем так… Хотя сам Сталин и многие из его окружения были заражены бациллой юдофобии, о чем имеются многочисленные свидетельства современников, тем не менее этот порок играл вспомогательную роль. Основная же причина гонений на евреев коренилась в политической сфере, где главное божество — власть, которая критическим образом сопрягалась с перманентным страхом тирана лишиться ее в результате восстания, происков оппозиции, дворцового переворота и, наконец, пресловутого сионистского заговора.
Может быть, Сталину были известны и завораживающие своей пугающей откровенностью слова Якова де Хааса, секретаря одного из основоположников сионизма Теодора Герцля, сказанные им в 1928 г. по поводу тайной миссии сионистских организаций:
«Настоящая организация не бравирует по поводу и без повода своими действительными возможностями. При нужде, однако, нельзя упускать из виду и эту форму демонстрации. Великая сила американской сионистской организации заключается в неисчислимости ее контактов и связей, в доскональной осведомленности о тех, кто распоряжается людскими ресурсами, являющимися базой этих контактов. Разве у англичан не возникла необходимость заполучить надежного информатора в Одессе, разве им не нужен был в Харбине довереннейший агент? А когда Президент Вильсон потребовал в кратчайший срок представить ему обобщенную информацию в тысячу слов, детально излагающую, какие силы стоят за Керенским, пришедшим к власти в России?.. Все эти услуги нью-йоркский (сионистский) центр представлял, не претендуя ни на что, но получая многое — уважение и расположение деятелей, чьи подписи скрепляли великие дела. Тысячи сионистов работали повсюду и служили верно на своих глубоко эшелонированных позициях…»
[117]
.
Нет никакого сомнения в том, что страх Сталина перед вездесущей агентурой мирового сионизма время от времени подогревался теми в его окружении, кому это было выгодно, и прежде всего руководством МГБ, чей престиж напрямую зависел от количества выловленных шпионов и раскрытых заговоров. По всей видимости, всесильные «органы» и на сей раз выполнили роль детонатора, взорвавшего репрессивную «массу» режима, достигшую критической отметки.
Объективности ради следует упомянуть, что в некоторых исследованиях инициатива в развертывании антиеврейских кампаний приписывается Маленкову. Оспаривать такое утверждение непросто, тем более что оно подкрепляется многочисленными фактами, в том числе связанными с арестом Лозовского. Однако, как ни странно, именно эти обстоятельства трагической судьбы Лозовского ставят под сомнение расхожую и зародившуюся еще в 40-х гг. версию об антисемитизме Маленкова и его личной заинтересованности в разгроме ЕАК.
Известно, что в аппарате ЦК в течение долгого времени вместе с Маленковым работал некто М. А. Шамберг, который являлся не только его креатурой и личным другом, но и родственником. Еще в марте 1936 г. стараниями Маленкова 34-летний Шамберг был переведен в Москву из Одесского обкома. В 1942 г. толкового и аккуратного партийного функционера назначают на ответственный пост заведующего Оргинструкторским отделом ЦК. Когда в 1946 г. звезда Маленкова несколько поблекла (он лишился тогда должности секретаря ЦК), Шамберг хоть и удержался в центральном аппарате партии, но только в качестве инспектора. Однако он не был тщеславным. И когда в середине 1948 г. Маленкова восстановили в должности секретаря ЦК, Шамберг продолжал довольствоваться своим скромным положением, тем более что его сын в то время был женат на дочери вновь обласканного Сталиным покровителя.
Однако вскоре для евреев наступили тяжелые времена. В конце 1948 г., как вспоминала впоследствии дочь Сталина Светлана, она услышала от отца сказанные в раздражении фразы: «…Ты не понимаешь! Сионизмом заражено все старшее поколение (евреев. — Авт.), а они и молодежь учат… Сионисты подбросили и тебе твоего первого муженька»
[118]
.
