Пия прикусила губу, решительно запрещая себе плакать, и завернулась в простыню. Плохо уже и то, что он видел ее неприкрытые чувства. Она не умела их прятать, но простыня хотя бы скроет ее обнаженное тело.
— Это ведь означает, что ты прикидываешься похожим на меня!
— Но я и есть такой же, как ты! Я не прикидывался. Посмотри на меня! — Вулкан встал рядом с кроватью, выпрямившись во весь рост. — Взгляни на меня внимательно. У меня кривая нога; я хромой! И сравни мое несовершенство с ослепительной красотой Венеры! Мне весьма далеко до физической безупречности. И из-за этого я стал вечным изгнанником среди золотых бессмертных Олимпа!
У Пии снова загудело и зазвенело в ушах.
— Но это же не имеет никакого значения...
Она протянула руку и коснулась его увечной ноги.
Вулкан поймал ее руку и упал на колени рядом с кроватью, прижавшись лицом к ее ладони.
— Это имеет огромное значение для бессмертных. Я знаю, каково это — ощущать себя отверженным, но теперь, когда я встретил тебя, я знаю и то, каково быть принятым и любимым. Я не могу потерять тебя, Пия. Мне этого не вынести.
И тут вдруг в памяти Пии внезапно вспыхнули слова Венеры, смысл которых она поняла только теперь: «Он физически несовершенен, а потому отверженный на Олимпе. Он думал, что женитьба на мне даст ему возможность войти в круг богов...»
— Ох нет... — произнесла она едва слышно. — Ты женат на Венере...
— Да, но...
Что он сказал дальше, Пия не слышала, потому что разрыдалась во весь голос.
Глава двадцать четвертая
— Малышка, не плачь! Все будет хорошо, вот увидишь!
— Дай мне... дай «клинекс»... — выговорила Пия между всхлипами, показывая на дверь ванной комнаты, примыкавшей к спальне.
Вулкан стремительно натянул джинсы и ринулся в ванную комнату.
— Маленькие бумажные салфетки в розовой коробке!
Пия сообразила, что бог огня едва ли узнал бы салфетки «клинекс», даже если бы те набросились на него и укусили.
Вулкан вышел из ванной с коробкой в руке. Отдав ее Пие, он сел на край кровати, наблюдая за девушкой с таким видом, словно ожидал, что она в любой момент может воспламениться. Пия высморкалась и вытерла глаза. Еще раз глубоко вздохнула, с удовольствием отметив, что при этом почти не всхлипнула. А потом перевела взгляд на Викт... Она стиснула зубы и мысленно поправила себя. Она посмотрела на Вулкана, древнего бога огня. И заговорила тихо, надеясь, что ее голос звучит спокойно и рассудительно.
— Ладно. Я не знаю, как там все происходит у вас на Олимпе, или под Олимпом, или еще где-нибудь. Но здесь, в месте, которое, как можем заверить тебя и я, и Венера, называется современным миром смертных, девушки не заводят любовных отношений с чужими мужьями. По крайней мере, если они не очень-очень испорченные и непорядочные.
Пия вздохнула, видя отразившееся на лице Вулкана смущение.
— Просто поверь мне на слово, что я не испорченная и не непорядочная и что я никогда не хотела бы стать такой. А это значит, что я не могу заниматься любовью с мужем моей подруги.
Вулкан улыбнулся — медленно, сексуально.
— Но ты любишь меня. Ты ведь только что сказала, что любишь меня.
— Привет! А все остальное ты слышал?
Он продолжал улыбаться.
— Мы с Венерой никогда не жили вместе как муж и жена. Наш брак был заключен по соглашению... только он не стал таким, как мы ожидали. Она ведь никогда не говорила тебе, что любит меня, правда?
Пия пожевала губу.
— Нет. Она просто сказала, что замужем, но что это не похоже на настоящий брак.
Вулкан кивнул и ничуть не огорчился из-за того, как именно его жена описала их якобы брачные отношения.
— И разве сама она сейчас не с другим мужчиной?
— Может быть...
Как ни странно, Пия чувствовала себя так, как будто они, говоря о Венере, говорили о чем-то гораздо большем.
Вулкан приподнял бровь.
— Может быть?
— Ладно, да. Она пошла на свидание.
— И меня это очень устраивает.
— Но мне это кажется неправильным.
Вулкан снова взял ее за руку.
— Будешь ли ты чувствовать себя лучше, если мы с Венерой договоримся и аннулируем наш брак?
— Я не знаю... — Пия покачала головой, чувствуя, что готова снова расплакаться. — Уж слишком быстро все происходит...
— Но Пия, малышка, мы ведь уже говорили об этом. То, что наша любовь разгорелась так быстро, никакого значения не имеет, только любовь сама по себе, важна та связь, которую мы ощущаем в наших душах... вот что действительно важно!
Бог огня наклонился и обхватил ладонями лицо девушки.
— Посмотри мне в глаза. Увидь там правду. Я существовал в одиночестве так долго, что ты сочла бы это вечностью. До тех пор, пока всего несколько дней назад не увидел тебя с помощью огненной нити, я был убежден, что могу найти мир и покой только одним способом — тем же, что золотой овен и Хирон.
Глаза девушки округлились.
— Ты собирался умереть и стать созвездием?
— Да.
— Но ты не можешь! Ты же бессмертный!
— Хирон тоже был бессмертным, и я, как этот кентавр, могу умереть, если того пожелает Зевс.
— Нет!
Вулкан улыбнулся и погладил девушку по щеке.
— Только теперь я уже не могу умереть и превратиться в созвездие, потому что я нашел наконец свой дом, и этот дом здесь, рядом с тобой. Если ты захочешь.
— Но твои владения... твоя кузница...
— Все проблемы можно решить, если ты меня любишь.
Пия посмотрела ему в глаза. Да, она знала теперь, что перед ней — древний бог, но почему-то от этого ничего не менялось. Она ведь полюбила не его предположительно смертную оболочку. То, на что она откликнулась в тот самый момент, когда заглянула в его глаза, лежало за пределами физического и никакого отношения не имело ни к смертности, ни к вечности.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Значит, мы и все остальное уладим. Вместе.
— Вместе... — повторила Пия, и его губы закрыли ей рот, и она затерялась в его вкусе, запахе, в его магии и в его огненном жаре...
Гриффин проснулся, как обычно, — без звонка будильника. Что-то было не так. Он посмотрел на циферблат часов, стоявших на столике у кровати. Половина шестого утра. Он должен быть на пожарной станции в семь. У него еще масса времени. Улыбаясь, он повернулся, потянувшись к Венере. Но кровать была пуста. Так вот в чем дело... Она исчезла. Гриффин натянул боксерские шорты. В ванной комнате ее тоже не было. Гриффин вышел из спальни и посмотрел вниз. И его охватило облегчение. Венера сидела на кушетке и смотрела на его скульптуру. Кали-Али вертелась рядом, и Венера рассеянно поглаживала ее. Но радость Гриффина длилась недолго. Венера плакала. Безмолвные слезы катились по ее щекам. Окна гостиной еще только начали светлеть от первых лучей рассвета, и Венеру окружали приглушенные, нежные краски наступающего утра. Художник в Гриффине откликнулся на эту картину раньше, чем мужчина. Красота Венеры была необычной, особенно теперь, когда печаль смягчила ее черты. С этой женщины следовало писать портреты, ее нужно изваять... В ее честь надо сочинять стихи и песни...
