Только не я.
Оно шагнуло, приблизившись ко мне вплотную, и надело обруч на голову Элеонор.
— Да здравствует Королева!
— Спасибо, — улыбнулась она.
Книга шестая
Любовь рождается в сердцах
И обрекает их на муку.
Не быть им вместе до конца,
Не биться в унисон сердцам…
Влюбленным суждена разлука.
«Рыбачья лодка из Килдэра»
Двадцать два
В полной тишине Элеонор обвела взглядом парковку. По небу медленно плыла луна, на поверхности которой все еще трепетали птицы. Серебристое сияние смешивалось с отвратительным желтым светом фонарей.
— Я долго ждала, — в конце концов, сказала Элеонор. Она наклонилась и подняла клетку с изяществом, недоступным человеку. — Люк Диллон, ты служил последней Королеве, но не мне. Забери свою душу, милый.
— Спасибо, — сказала я.
— Это не подарок, — произнес Люк безжизненным голосом.
Элеонор улыбнулась. Ее улыбка завораживала и пугала.
— Ты всегда отличался умом. Так ты возьмешь душу или нет? Ты много сделал, чтобы ее вернуть.
Люк отпустил мою руку, взял клетку и поставил ее между нами, как будто она принадлежала нам обоим.
— Что ждет Дейдре?
Элеонор пожала плечами.
— Возможно, весьма скучная жизнь. Уродливые дети. Кризис среднего возраста. Больничная утка. Смерть.
— Ты не причинишь ей зла?
Элеонор улыбнулась, будто эта мысль доставляла ей удовольствие, и покачала головой.
— Не бойся, милый. Есть много других приятных занятий. — Она оглянулась на окружавших нас фей и хлопнула в ладоши. — Кстати говоря, мои хорошие, где же музыка? Или сегодня не день солнцестояния?
Парковка вновь наполнилась звуками музыки и танцующими.
Элеонор доброжелательно улыбнулась.
— Ну что же, Дейдре, ты отдашь галлоглассу его душу? Он глаз от нее не может отвести.
Она была права. Люк все время смотрел на птицу; та его часть, которой он поделился со мной, тоже стремилась к ней. Я почти ненавидела ее. Я понимала, что нам предстоит распрощаться. Но хуже всего было неведение: что случится с ним, когда он вернет душу? Права ли Элеонор? Придется ли ему платить за грехи Королевы?
— В конце ирландских песен герой неизменно умирает, ты не замечала? — Голос Люка едва слышался. Он наклонился, чтобы посмотреть на свою душу, и я увидела, как белизна голубя отражается в его зрачках.
— Подождите! — Из школы, пританцовывая, выпорхнула Уна; за ней следовал Брендан, без видимых усилий держа на руках Джеймса. Он подошел ко мне так близко, как только мог, и опустил Джеймса на асфальт.
— Жив?! — спросила я, подбежав к ним.
Брендан попятился от близости железа, а я, опустившись на колени, увидела, как движется грудь Джеймса. Я положила руку на его рот и ощутила теплое дыхание.
— Вряд ли это была хорошая идея. — Брендан покачал головой. — Но волынщик жив. — Он повернулся к Люку. — А что будет с Люком Диллоном?
Люк посмотрел на меня через сотни миль, которые нас разделяли. Думаю, ему было страшно.
— Ди, что будет со мной?
Я глубоко вдохнула. Что бы ни произошло, я останусь в проигрыше. Но может быть, это не полное поражение. Я посмотрела на Брендана.
— Помнишь, что ты сказал, когда мы впервые встретились?
— Он помнит все, — перебила меня Уна. — У него память, как у слона.
Брендан поднял руку.
— Заткнись. — Он повернулся ко мне. — И что же я сказал?
Я замялась, не зная, как подобрать слова.
— Ты сказал, что Люк играл с тобой… что в прошлом вы вместе играли. Ты сказал, что он больше похож на вас, чем кто-либо из людей. И… — я нашла глазами наблюдавшего Томаса-Рифмача. — Томас сказал, что люди, которые живут с феями, не умирают. Если я верну ему душу, как ты думаешь… есть ли у него шанс доказать, что его душа принадлежит вашему миру?
Люк быстро взглянул на меня, потом на Брендана. Я даже не знала, хочет ли он того, что я пытаюсь для него получить. Может, для него это просто еще одна тюрьма. Потом он перевел взгляд на Уну.
— Вы примете меня?
Брендан нахмурился.
— Ты так много времени провел среди железа…
— В самом деле, — согласилась Уна.
Люк замер.
Брендан нахмурился еще сильнее. У меня перехватило дыхание.
— Ты воняешь железом. Не могу представить, как среди нас… — Уна захихикала, и Брендан пихнул ее локтем. — Пожалуй, нет. Извини.
Люк начал было что-то говорить, но тут Уна расхохоталась, причем так безудержно, что ей пришлось сесть на тротуар. В конце концов, она выдавила:
— Брендан, любимый, Люк Диллон тебе поверил!
Люк скорчил гримасу и перевел взгляд на Брендана.
— Ты надо мной смеешься?
Отвращение мгновенно исчезло с лица Брендана, вместо него появилась легкая улыбка.
— Тебе и твоей флейте не нужно спрашивать, примем ли мы тебя, Люк Диллон. Для нас это честь. Ты гораздо больше принадлежишь нашему миру, чем миру людей.
Уна сморщила нос.
— Но ты такой доверчивый…
Люк вздохнул — с печалью или от радости, я не знаю.
Это было несправедливо. После всего, что мы сделали, после всего, что произошло, я должна была остаться с ним. Увы, справедливость не всегда торжествует.
— Хватит грустить, — сказала Уна. — Ты можешь провести с ним весь остаток солнцестояния. Мы останемся здесь, пока звучит музыка.
Я подошла к клетке. Люк поцеловал меня в щеку, в лоб, в губы. Затем прошептал:
— Спасибо за то, что ты придала моей жизни смысл.
Элеонор подошла к нам, величественная в своей окровавленной короне, и протянула мне кинжал из белой кости.
— В самом деле, это была чудесная игра.
Я не сразу поняла, что она дает мне кинжал, чтобы я им открыла клетку.
Не раздумывая, я ударила лезвием по крышке клетки. Прутья поддались. Голубь испуганно затрепыхался на дне. Я видела через тонкую кожу, как колотится его сердце.
— Шшш, — прошептала я. Я потянулась к нему, прижав крылья к его бокам. Он почти ничего не весил; казалось, сожми руки слишком крепко, и он исчезнет. Я посмотрела на Люка, не сводившего с меня глаз.
В моих руках голубь затрепетал. Я поднесла птицу к его груди. Я представила себе молодого, живого, смеющегося Люка, и ту жизнь, которую мы могли прожить вместе. Я хотела сказать что-то вроде «прощай», но в ожидании конца мы все друг другу уже сказали. Я позволила душе вернуться в его тело.
