В апреле 1814 г. Костюшко обратился с письмом к Александру I (1777–1825) с советами по переустройству Польши. Вначале он был встречен русским императором благосклонно, но потом попросту надоел. Обиженный Костюшко отправился в Швейцарию, где и умер 15 октября 1817 г. от «нервной горячки».
6 октября 1794 г. Суворов созвал военный совет, на котором было решено идти на Варшаву. При этом Суворов приказал идти туда же корпусам И. Е. Ферзена и В. Х. Дерфельдена, которые ему формально подчинены не были. Князь Н. В. Репнин, которому был подчинен Дерфельден, послал по сему поводу донос на старика, но там ему только посочувствовали.
14 октября Суворов получил от разведки сообщение, что отряд поляков находится у местечек Кобылка и Окунево. Он немедленно направил генерала Ферзена к Окуневу, а сам с десятитысячным отрядом направился к Кобылке. В авангарде шел бригадир Исаев с несколькими сотнями казаков и десятью эскадронами Переяславских конных егерей. Путь лежал по труднопроходимой местности, через болотистые леса, и Исаев, с трудом совершив ночной марш, только в 6 часов утра 15 октября появился перед отрядом генерала Майена (около 4,5 тысячи человек).
Поляки занимали позицию на поляне шириной около двух верст. В центре стояла пехота, а кавалерия — на флангах, бывших под огнем егерей и нескольких орудий, укрытых в кустах. Исаев хоть и имел только полторы тысячи человек, утомленных ночным переходом, атаковал, но был отбит артиллерийским и ружейным огнем. Тут прискакал Суворов. Один из офицеров доложил, что в русском авангарде нет орудий, а у неприятеля — есть. «У него есть орудия? — переспросил полководец. — Да возьмите их у него и бейте его ими же».
Тем временем стали подходить главные силы. Генерал Исленьев врубился в левое крыло поляков, а генерал Шевич заставил их правый фланг броситься в лес. Тогда Майен стал отступать двумя колоннами. Одна из них (около тысячи человек) шла по лесной дороге. Исленьев, усиленный из главных сил драгунами и батальоном егерей, атаковал ее и заставил поляков сложить оружие. Другая колонна двинулась по большой дороге на Варшаву. Суворов направил в обход ее почти всю свою конницу и два казачьих полка, прибывших от Ферзена.
Когда поляки вышли из леса на открытую высоту, то были встречены огнем нашей артиллерии. Польская артиллерия начала отвечать. Поляки пытались пробиться, но Мариупольский конно-легкий полк и два эскадрона глуховских карабинеров из-за пересеченной местности вынуждены были спешиться и вместе с егерями атаковали в палаши и сабли. Упорный бой длился более часа: поляки дорого продавали свои жизни. Потери русских составили 153 человека, а поляков — почти весь отряд (одних пленных было взято более тысячи человек). Вся артиллерия (9 орудий), знамя и обоз поляков достались русским.
Этот бой интересен тем, что был выигран почти одной кавалерией (из пехоты участвовал только один егерский батальон), и притом на пересеченной лесистой местности.
После сражения Суворов несколько дней отдыхал в Кобылке. 19 октября туда прибыл корпус Дерфельдена. Теперь под командованием Суворова находилось тридцать тысяч человек, в том числе двенадцать тысяч кавалерии. (По другим источникам у Суворова было только 22 тысячи человек.)
22 октября Суворов вышел из Кобылки и двинулся к Праге — предместью Варшавы, расположенному на правом берегу Вислы. Фортификационную оборону Праги в это время составляли: предмостное укрепление, построенное еще во времена шведских войн, и непрерывная земляная ограда в виде исходящего угла, вершина которого находилась на Песчаной горе, северная сторона упиралась в Вислу, а восточная — в болотистый, непроходимый даже вброд приток Вислы. Ограда состояла из трех параллельных линий препятствий: засеки и волчьей ямы; земляного вала со рвом, приспособленным для пехоты, а местами и для артиллерии; внутреннего редута для 43 батарей.
Количество польских войск, защищавших Прагу, точно не установлено, в разных источниках эти данные варьируются от 20 до 32 тысяч человек. По одним данным у поляков в Праге было 104 орудия, по другим — 200.
Русские войска в тот же день (22 октября) подошли к Праге на расстояние несколько далее пушечного выстрела и расположились вокруг предместья в назначенных Суворовым местах для походных лагерей. Русские войска передвигались с музыкой и барабанным боем. В ночь на 23 октября были сооружены три батареи, на которых разместили 86 орудий. На рассвете поляки открыли сильный артиллерийский огонь из ретраншемента. Со стороны русских производилась лишь «изредка канонада».
Вечером в ротах читалась диспозиция, в которой излагался порядок штурма. Диспозиция эта представляет большой интерес, поскольку заключает в себе данные для характеристики взглядов Суворова на овладение укрепленными позициями методом ускоренной атаки. Каждый полк должен был выстроиться в колонну поротно. Впереди колонн со своими начальниками становились охотники (стрелки); с ними — рабочие, которым предстояло нести плетни для закрытия волчьих ям перед ретраншементом, фашинник для закидки рва и лестницы, чтобы подниматься из рва на вал, а затем переходить через него. Солдаты с шанцевым инструментом, возглавляемые офицером, располагались на правом фланге колонны.
После перехода в наступление солдатам надлежало двигаться «в тишине, не говорить ни слова, не стрелять». Подойдя к укреплению, требовалось быстро кинуться вперед и по приказу кричать «Ура!». О последующих действиях давались такие указания: «Подошли ко рву, — ни секунды не медля, бросай в него фашинник, опускайся в него и ставь к валу лестницы; охотники, стреляй врага по головам. Шибко, скоро, пара за парой лезь! Коротка лестница? штык в вал, — лезь по нем, другой, третий. Товарищ товарища обороняй! Ставши на вал, опрокидывай штыком неприятеля — и мгновенно стройся за валом».
Крайне важно было наступать решительно. Суворов требовал: «Стрельбой не заниматься; без нужды не стрелять; бить и гнать врага штыком; работать быстро, скоро, храбро, по-русски! Держаться своих в средину; от начальников не отставать! Везде фронт». Категорически запрещалось проявлять жестокость. В диспозиции говорилось: «В дома не забегать; неприятеля, просящего пощады, щадить; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать». Документ оканчивался словами: «Кого из нас убьют, — царство небесное, живым — слава! слава! слава!»
В 3 часа пополудни 24 октября в глубокой тишине началось выдвижение войск в назначенные им исходные районы. Спустя два часа, перед рассветом, по сигнальной ракете начался штурм.
Далее я приведу рассказ участника штурма генерала фон Клюге (Клугина), записанный Фаддеем Булгариным. «Перед каждым деташементом шла рота отличных застрельщиков и две роты несли лестницы и фашины. На расстоянии картечного выстрела наша артиллерия дала залп и потом начала стрелять через пушку. С укреплений также отвечали ядрами. Когда мрак прояснился, мы увидели, что пражские укрепления во многих местах рассыпались от наших ядер. Вокруг Праги грунт песчаный, и невзирая на то что укрепления обложены были дерном и фашинами, они были непрочны.
Вдруг в средней колонне раздался крик: „Вперед! ура!“ Все войско повторило это восклицание и бросилось в ров и на укрепления. Ружейный огонь запылал на всей линии, и свист пуль слился в один вой. Мы пробирались по телам убитых и, не останавливаясь ни на минуту, взобрались на окопы. Тут началась резня. Дрались штыками, прикладами, саблями, кинжалами, ножами — даже грызлись!
