В ходе боя под Костюшко было убито две лошади. Когда польская кавалерия побежала, он бросился её останавливать, но был настигнут русскими корнетами Лисенко и Смородским, которых сопровождали два казака. Конь Костюшко споткнулся и упал. Казаки ударили Костюшко пиками, а Лисенко нанёс ему удар саблей по голове. В этот момент Смородский узнал Костюшко и закричал: «Это Костюшко!» Тяжело раненный в голову и в ногу, в бессознательном состоянии, Костюшко на носилках из пик был вынесен с поля сражения.
В Варшаве долго не хотели верить плену Костюшко. Распространился слух, что его израненного нашли в болоте и везут в Варшаву. Народ толпами бежал к мосту, ожидая прибытия Костюшко. Когда на другой день было официально объявлено «о постигшем отечество несчастье», раздались крики: «Нет Костюшко! Пропала отчизна!» Временное правительство отправило Костюшко письмо, в котором заявляло, что готово поменять на него «всех неприятельских пленников. Это — голос всего народа. Каждый из нас готов пожертвовать своей свободой за твою».
Чтобы более не возвращаться к Костюшко, скажу, что он был доставлен в Петербург, где находился под арестом до смерти Екатерины II. 15 ноября 1796 г. во дворец графа Орлова, где содержался Костюшко, приехал император Павел I и лично возвестил ему личную свободу. Одновременно с Костюшко, по его просьбе, были объявлены свободными и остальные двенадцать тысяч пленных поляков. Все освобождённые поляки, не исключая и Костюшко, были приведены к присяге на верность России и императору Павлу. Спустя месяц Костюшко через Финляндию и Швецию выехал в Лондон, получив от Павла щедрые подарки: деревню, 12 тысяч рублей деньгами, карету, соболью шубу и шапку, меховые сапоги и столовое серебро.
Затем Костюшко путешествовал по Европе и даже побывал в Америке. Летом 1798 г. Костюшко выехал обратно в Европу, так как до него дошли слухи, что генерал Домбровский собирает польские легионы, рассчитывая с помощью Бонапарта добиться восстановления независимости Польши. Прибыв в Париж, Костюшко 4 августа 1798 г. послал Павлу 112 тысяч рублей при письме, в котором в довольно резких выражениях заявлял о своём отказе от полученного дара. Когда это письмо было доставлено Павлу, он велел отослать деньги обратно Костюшко и объявить ему, что «от изменников он принимать их не желает».
В эмиграции «генералиссимус» Костюшко явно преувеличивал своё значение. В 1807 г. Костюшко заявил министру Фуше, что если Наполеону нужна его помощь, то он готов её оказать, но при условии, что Наполеон даст письменное обещание, опубликованное в газетах, что форма правления Польши будет установлена такая же, как в Англии, что крестьяне будут освобождены с землёй, и границы Польши будут от Риги до Одессы и от Гданьска до Венгрии, включая Галицию. В ответ на это Наполеон написал Фуше: «Я не придаю никакого значения Костюшко. Он не пользуется в своей стране тем влиянием, в которое сам верит. Впрочем, всё поведение его убеждает, что он просто дурак. Надо предоставить делать ему, что он хочет, не обращая на него никакого внимания».
В апреле 1814 г. Костюшко обратился с письмом к Александру I с советами по переустройству Польши. Вначале он был встречен русским императором благосклонно, но потом попросту надоел. Обиженный Костюшко отправился в Швейцарию, где и умер 15 октября 1817 г. от «нервной горячки».
6 октября 1794 г. Суворов созвал военный совет, на котором было решено идти на Варшаву. При этом Суворов приказал идти туда же корпусам И. Е. Ферзена и В. Х. Дерфельдена, которые ему формально подчинены не были. Князь Н. В. Репнин, которому был подчинён Дерфельден, послал по сему поводу донос на старика, но там ему только посочувствовали.
14 октября Суворов получил от разведки сообщение, что отряд поляков находится у местечек Кобылка и Окунево. Он немедленно направил генерала Ферзена к Окуневу, а сам с десятитысячным отрядом направился к Кобылке. В авангарде шёл бригадир Исаев с несколькими сотнями казаков и десятью эскадронами переяславских конных егерей. Путь лежал по труднопроходимой местности, через болотистые леса, и Исаев, с трудом совершив ночной марш, только в 6 часов утра 15 октября появился перед отрядом генерала Майена (около 4, 5 тысяч человек).
Поляки занимали позицию на поляне шириной около двух вёрст. В центре стояла пехота, а кавалерия — на флангах, бывших под огнём егерей и нескольких орудий, укрытых в кустах. Исаев, хотя и имел только полторы тысячи человек, утомлённых ночным переходом, атаковал, но был отбит артиллерийским и ружейным огнём. Тут прискакал Суворов. Один из офицеров доложил, что в русском авангарде нет орудий, а у неприятеля — есть. «У него есть орудия? — переспросил полководец. — Да возьмите их у него и бейте его ими же».
Тем временем стали подходить и главные силы. Генерал Исленьев врубился в левое крыло поляков, а генерал Шевич заставил их правый фланг броситься в лес. Тогда Майен стал отступать двумя колоннами. Одна из них (около тысячи человек) шла по лесной дороге. Исленьев, усиленный из главных сил драгунами и батальоном егерей, бросился к ней и после дружной атаки заставил поляков сложить оружие. Другая колонна двинулась по большой дороге на Варшаву. Суворов направил в обход её почти всю свою конницу и два казачьих полка, прибывших от Ферзена.
Когда поляки вышли из леса на открытую высоту, то были встречены огнём нашей артиллерии. Польская артиллерия начала отвечать. Поляки пытались пробиться, но Мариупольский конно-лёгкий полк и два эскадрона глуховских карабинеров из-за пересечённой местности спешились и вместе с егерями атаковали в палаши и сабли. Упорный бой длился более часа: поляки дорого продавали свои жизни. Потери русских составили 153 человека, а поляков — почти весь отряд (одних пленных взято более тысячи человек). Вся артиллерия (9 орудий), знамя и обоз поляков достались русским.
Этот бой интересен тем, что был выигран почти одной кавалерией (из пехоты принял участие только один егерский батальон), и притом на пересечённой лесистой местности.
После сражения Суворов несколько дней отдыхал в Кобылке. 19 октября туда прибыл корпус Дерфельдена. Теперь под командованием Суворова находилось тридцать тысяч человек, в том числе двенадцать тысяч кавалерии. (По другим источникам, у Суворова было только 22 тысячи человек.)
22 октября Суворов вышел из Кобылки и двинулся к Праге — предместью Варшавы, расположенному на правом берегу Вислы. Фортификационную оборону Праги в это время составляли: предмостное укрепление, построенное ещё во времена шведских войн, и непрерывная земляная ограда в виде исходящего угла, вершина которого находилась на Песчаной горе, а стороны упирались: северная — в Вислу, а восточная — в болотистый, непроходимый даже вброд приток Вислы. Ограда состояла из трёх параллельных линий препятствий: засеки и волчьей ямы; земляного вала со рвом, приспособленным для пехоты, а местами и для артиллерии; внутренний редут для 43-х батарей.
Количество польских войск, защищавших Прагу, точно не установлено, в разных источниках говорится от 20 до 32 тысяч человек. По одним данным, у поляков в Праге было 104 орудия, по другим — 200.
Русские войска в тот же день (22 октября) подошли к Праге на расстояние несколько далее пушечного выстрела и расположились вокруг предместья в назначенных Суворовым лагерных местах. Передвижения русских войск производились с музыкой и барабанным боем. В ночь на 23 октября были сооружены три батареи, на которых разместили 86 орудий. На рассвете поляки открыли сильный артиллерийский огонь из ретраншемента. Со стороны русских производилась лишь «изредка канонада».
