Ледоколы «Илья Муромец», «Гайдамак» и «Джигит» были отправлены в Константинополь за оставшимися там судами эскадры. В конце января они привели на буксире эсминцы «Гневный» и «Цериго».
Старый броненосец «Георгий Победоносец», с 1914 г. исполнявший роль штабного корабля, по одной версии, 14 февраля 1921 г. пришел своим ходом (максимальная скорость его составляла 6 узлов), а по другой – был приведен на буксире. 12 февраля на броненосце рухнула надстройка, в результате чего погибли флотский лейтенант А.П. Ставицкий и армейский капитан А. Нестеров, исполнявший на корабле обязанности боцмана.
4 февраля в Бизерту пришел танкер «Баку». Всего на судах, прибывших в Бизерту, находилось около 5600 человек, включая женщин и детей. Всех сходивших на берег пропустили через дезинфекционный пункт в госпитале Сиди-Абдалла.
В конце декабря 1920 г. семейные чины эскадры вместе с их семействами стали свозить в лагеря Айн-Драгм в горах на северо-востоке Тунисской области, Табарка на берегу Средиземного моря недалеко от Айн-Драгма, в приморский городок Монастир в южной части Тунисской области, а также в Сен-Жан, Эль-Эйш и Рара в горах недалеко от Бизерты. Последние три лагеря представляли собой форты, на скорую руку приспособленные для жилья. Людей свозили на берег партиями по 50 человек в зависимости от способности дезинфекционного пункта и готовности помещений в лагерях. Так что своз людей закончился только в мае 1921 г.
Кроме семейных, на берег списали холостяков и инвалидов, которых разместили партиями в лагерях Надор, Бен-Негро, Эль-Эйш и Рара.
Офицеры эскадры даже в столь сложных условиях попытались организовать учебу моряков. В Морском корпусе велись учебные занятия. Гардемаринские и кадетские роты по очереди плавали по большому Бизертскому озеру на учебном судне «Моряк» (бывшая «Свобода»), обучаясь ходить под парусами. Для молодых офицеров на эскадре были организованы курсы подводного плавания и артиллерийский. Первый находился на подводном дивизионе, а второй – на линкоре «Генерал Алексеев».
В России с 1848 г. издавался журнал «Морской сборник» – официоз Морского министерства. И вот в июне 1921 г. в Бизерте начал выходить свой «Морской сборник». Редакция журнала располагалась на подводной лодке «Утка», а ее командир И.А. Монастырев стал редактором журнала. Всего до октября 1923 г. вышло 26 номеров «Бизертского Морского сборника». Прилагательное «Бизертский» дано потому, что с 1918 г. в Петрограде продолжился выпуск «Морского сборника», ставшего официозом Красного флота. В «Бизертском сборнике» были опубликованы десятки интереснейших статей по истории нашего флота с 1914 по 1921 год.
Интересно, что подводные лодки, на которых к 1923 г. осталось лишь 8 человек команды, служили электростанциями для всей эскадры, используя свои дизель-генераторы.
О жизни моряков в Бизерте лучше всех сказала Анастасия Ширинская, прибывшая туда в восьмилетнем возрасте: «История для них остановилась, время замерло! У просторного и тихого озера, в глубине которого виднелись ложно-вулканические очертания Джебель Ишкеля, под ярким солнцем, которое дает тунисской земле ее особое освещение, мы жили в закрытом мире…»
[144]
Старый броненосец «Георгий Победоносец» стал «дамским кораблем». Ширинская писала: «Его предварительно подготовили для более или менее нормальной жизни нескольких сотен человек, главным образом женщин, детей и пожилых людей. Он стоял в канале у самого города между «Sport Nautique» и лоцманской башней, что позволяло нам свободно спускаться на берег…
Впоследствии мне часто снился наш старый броненосец – странные картины запутанных металлических помещений, таинственных коридоров, просторных и пустынных машинных отделений… Это все картины наших запретных похождений, о которых наши родители и не подозревали. Мы знали «Георгий» от глубоких трюмов до верхушек мачт. Поднимаясь по железным поручным внутри мачты, мы устраивались на марсах, чтобы «царить над миром». Мы знали скрытую душу корабля.
На «поверхности» это был городок, полный народа, не имеющий ничего общего с военным судном. Как могло быть на нем такое множество кают?
Надстройки верхней палубы походили на маленькие домики. В одной из них жили Мордвиновы, в другой – Гутаны, в третьей – Потаповы. На мостике, совершенно один, жил Алмазов, который внушал страх ребятам своими резкими манерами, хотя, надо признаться, он никого из нас не обидел – он скорее от нас защищался.
Прямой, сухой, с щетинистыми, рыжеватыми усами, он слыл за отшельника у некоторых увлекающихся дам. Высказываемое им пренебрежение к общепринятым правилам вежливости воспринималось как проявление особой святости.
С верхней палубы можно было спуститься на батарейную палубу, где у самого трапа была каюта Рыковых. Здесь я снова встретила Валю, с которой мы мельком познакомились на «Константине».
Ряд кают следовал от бака. В одной из них Ольга Аркадьевна Янцевич часто принимала молодежь; ее сын Жорж учился в корпусе. На корме обширное «адмиральское помещение» было предоставлено школе.
В общей адмиральской каюте с мебелью из красного дерева жила жена начальника штаба Ольга Порфирьевна Тихменева с дочерью Кирой. Семьи адмиралов Остелецкого и Николя помещались на этой же палубе, но с другого борта.
Надо было спуститься еще, чтобы очутиться на «церковной палубе». У самого трапа размещалась наша каюта, а под трапом ютились Махровы. Только на этой палубе был общий зал, где все собирались в обеденные часы за большими, покрытыми линолеумом столами; поэтому я хорошо помню всех ее обитателей.
С правого борта, сразу за нами, следовали каюты Краснопольских, Кожиных, Григоренко, Остолоповых, Ульяниных. В правом отсеке, как в темном закоулке, жили Блохины, Раден, Ксения Ивановна Ланге, Шплет и Зальцбергер. По левому борту, в отсеке, помню только Горбунцовых – вдовец с двумя детьми. В каютах, выходивших в общий зал, помню Масимовичей, Бирилевых, Твердых, Пайдаси, Кораблевых…
Не полагается, может быть, давать такой длинный перечень имен, но я так живо еще всех помню в этом своеобразном мире «церковной палубы».
В субботу вечером и в воскресенье утром столы складывались, чтобы оборудовать палубу для всенощной литургии. Редко кто пропускал церковную службу.
Только раз или два была я в помещении на баке – ходили вместе с мамой за Бусей, которую одолжили на ночь Масименкам, чтобы бороться с крысой. Так было мало детей. Главным образом там жили холостяки, и мы слышали, что даже некоторые «пьют вино» – отдаленный квартал, куда не рекомендовалось ходить»
[145]
.
Естественно, в детях воспитывали зоологическую ненависть ко всему советскому. Стоило Анастасии немного пошалить, и… «Большевичка, ты – настоящая большевичка! – кричала на меня Настасья Ивановна Бирилева, когда я дралась с ее сыном»
[146]
.
