Да, сразу после окончания войны через проливы в обоих направлениях пошел поток товаров, на порядок превышавший товарооборот в самые благоприятные времена XVII века. Ширились культурные связи. Но все сие касается не турок, а турецкоподданных греков. Те на 95 % монополизировали торговлю с Россией.
Но вот ассоциировать греческих купцов и судовладельцев с Османской империей перо не поднимается (точнее, пальцы к клавиатуре). Те же мирные «турецкоподданные» при всяком удобном случае обращали свои суденышки в грозные корсарские суда и топили и резали всех встреченных басурман.
Весь же культурный обмен России касался лишь греков и славян. Русские иерархи и паломники постоянно посещали греческие и палестинские монастыри. В Грецию и на Балканы доставлялось множество русских книг, как церковных, так и светских, а обратно, учиться в Москву и Санкт-Петербург, ехали сотни греческих и славянских юношей.
Увы, турки не желали ни читать наши книги, ни учиться. А турецких религиозных эмиссаров, проникавших в русские области, населенные мусульманами, как правило, рассматривали как шпионов и бунтовщиков.
Глава 12. Утерянный шанс России
Уже в царствование Екатерины II стало ясно, что Европа никогда не допустит контроля России над Черноморскими проливами. Тут я подчеркиваю: России нужен был не Константинополь, а несколько крепостей в Дарданеллах и Босфоре. К концу XVIII века Стамбул не был ни Манчестером, ни Лионом. Город не кормил сам себя. В Стамбуле и окрестностях проживало около миллиона тунеядцев. Они кормились в лучшем случае за счет торговли (точнее, спекуляции), а большинство — за счет налогов и военной добычи, собираемой со всей необъятной Оттоманской империи.
Зачем России кормить этот миллион нахлебников, что греков, что турок? Да и с греческой церковью сразу же возникли бы проблемы — кто кому должен подчиняться: константинопольский патриарх петербургскому Священному синоду или российские чиновники из Синода патриарху?
Поэтому лозунги захвата Константинополя и установки креста на Святой Софии в России в XVIII — начале XX века были чисто пропагандистскими. Контроль же России над Черноморскими проливами не угрожал интересам ни одной из стран Европы. Русские крепости в Дарданеллах могли служить лишь для обороны «мягкого подбрюшья России», как тогда называли Причерноморье. Увы, русофобство и тогда, и потом превалировало у западных политиков и дипломатов над их реальными интересами.
Но вот в 1798 г. грянула Великая Французская революция. Отношение Екатерины II к событиям во Франции давно уже вызывает споры историков. На мой взгляд, все точки над i можно поставить, разделив высказывания императрицы для «внешнего» и для «внутреннего» пользования. Письма заграничным корреспондентам, высказывания на балах и приемах послов можно отнести к первой группе, а речи в узком кругу — к другой. Сравнивая их, создается впечатление, что это высказывания двух идеологически чуждых друг другу людей.
На публике Екатерина была крайне возмущена событиями во Франции. Ее гневные филиппики разлетались по всей Европе. Она называла депутатов Национального собрания интриганами, недостойными звания законодателей, «канальями», которых можно было бы сравнить с «маркизом Пугачевым». Екатерина призывала европейские государства к интервенции — «дело Людовика XVI есть дело всех государей Европы».
В 1795 г. Екатерина направила в Северное море эскадру вице-адмирала П.П. Ханыкова в составе 12 кораблей и 8 фрегатов. Эта эскадра конвоировала купцов, вела блокаду голландского побережья и т. п. Боевых потерь она не имела. Фактически это была обычная боевая подготовка с той разницей, что финансировалась она целиком за счет Англии.
Итак, в Екатерине мы видим непримиримого врага революционной Франции. Но вот в узком кругу. Так, как-то цесаревич Павел, читая газеты в кабинете императрицы, злился: «Что они все там толкуют! Я тотчас бы все прекратил пушками!» Екатерина ответила сыну: «Vous etes une bete feroce {„Ты жестокая тварь“. — Фр.}, или ты не понимаешь, что пушки не могут воевать с идеями? Если ты так будешь царствовать, то не долго продлится твое царствование»
[58]
.
А вот возьмем переписку Екатерины II с Потемкиным, большая часть которой посвящена войнам и политике. Поначалу Луи XVI упоминался довольно часто, а после 30 сентября 1788 г. — ни разу (!) до самого конца переписки 4 октября 1791 г. На официальных приемах можно поболтать и о якобинцах, а с фаворитом — только о серьезных делах: турецких, австрийских и польских.
4 декабря 1791 г. Екатерина сказала своему секретарю Храповицкому: «Я ломаю себе голову, чтобы подвинуть венский и берлинский дворы в дела французские. ввести их в дела, чтобы самой иметь свободные руки. У меня много предприятий неоконченных, и надобно, чтобы эти дворы были заняты и мне не мешали».
В августе 1792 г. прусские и австрийские войска вторгаются на территорию Франции. Европа вступает в период «революционных войн». А вот в России происходят странные события. Лучшие силы армии и флота стягиваются не на запад против злодеев-якобинцев, а на юг. В 1793 г. из Балтики на Черное море было переведено 145 офицеров и 2000 матросов. B*censored*coHe и Николаеве было заложено 50 канонерских лодок и 72 гребных судна разных классов. К навигации 1793 г. в составе Черноморского флота было 19 кораблей, 6 фрегатов и 105 гребных судов. В указе о приготовлении Черноморского флота было сказано, что он «Чесменским пламенем Царьградские объять может стены».
В январе 1793 г. в Херсон прибывает новый главнокомандующий граф А.В. Суворов. Пока Екатерина сколачивала коалицию для борьбы с якобинцами и устраивала публичные истерики по поводу казни короля и королевы, на санкт-петербургском монетном дворе мастер Тимофей Иванов тайно чеканил медали, на одной стороне которых была изображена Екатерина II, а на другой — горящий Константинополь, падающий минарет с полумесяцем и сияющий в облаках крест.
Операция по захвату проливов была намечена на начало навигации 1793 г. Однако весной этого года началось восстание в Польше под руководством Костюшко. Скрепя сердце Екатерина была вынуждена отказаться от похода на Стамбул. 14 августа 1793 г. Суворов прибывает в Польшу, а уже 24 октября перед ним капитулирует Варшава.
На 1797 г. была запланирована новая операция. По ее плану граф Валерьян Зубов должен был закончить войну в Персии и двинуть войска в турецкую Анатолию. Суворов с армией должен был двинуться к Константинополю через Балканы. А вице-адмирал Ушаков с корабельным и гребным флотом — к Босфору. Формально командовать флотом должна была лично императрица.
Однако 6 ноября 1796 г. скончалась Екатерина Великая, и вновь, как и после смерти Елизаветы Петровны, внешняя политика России резко изменилась.
К новому императору Павлу потянулись со всех сторон тысячи немецких проходимцев, всякие там Адлеры, Адлен-берги, Беккендорфы, Врангели и т. п. Сам Павел I был женат на Марии Федоровне (принцессе Софии Доротее Вюртем-бергской), а его сын Александр — на Елизавете Алексеевне (принцессе Луизе Баденской). Вся эта германская партия начала буквально давить на Павла, а затем на Александра. У одних «русских немцев» в германских княжествах был собственный гешефт, у других от французов пострадали родственники.
