Наблюдавший издали за боем Потемкин был в ярости. Принц де Линь предлагал немедленно штурмовать оставшиеся почти без защиты укрепления. Австрийский принц явно видел, как большинство значков турецких отрядов уже переместилось к своему правому флангу и обнажило левый. Фельдмаршал был непреклонен. Бледный, плачущий Потемкин шептал: «Суворов хочет все себе заграбить!»
Тяжело раненый Суворов был вынужден сдать командование генерал-поручику Бибкову, который приказал трубить отбой. В ходе этого боя русские потеряли 154 человека убитыми и 211 ранеными.
Потемкин сделал Суворову жестокий выговор: «Солдаты не так дешевы, чтобы ими жертвовать по пустякам. Ни за что погублено столько драгоценного народа, что Очаков того не стоит…» Суворов отвечал: «Невинность не требует оправдания. Всякий имеет свою систему, и я по службе имею свою. Мне не переродиться, да и поздно!»
За глаза же Суворов не стесняясь острил перед генералами: «Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу». Естественно, доброжелатели немедленно доводили эти остроты до светлейшего. Не менее язвительно высказывался и Румянцев: «Очаков — не Троя, чтоб его десять лет осаждать». Фраза Румянцева охотно цитировалась как в Царском Селе, так и в ставке Потемкина.
Принц Нассау-Зиген писал в Петербург французскому послу Сегюру: «Очаков можно было взять в апреле… но все упущено». Письмо это, как, впрочем, и другие письма особ такого ранга, было перлюстрировано в Петербурге в «черном кабинете». Копия письма была представлена Екатерине, которая начертала на ней: «Это правда».
Потемкин оправдывал бездействие боязнью больших потерь при штурме и наличием турецкого флота в Лимане. И то и другое было ложью. Светлейший не мог не знать, что санитарные потери Миниха были во много раз больше боевых, он не мог не видеть сотни больных в лагере осаждающих, большинство из которых было обречено на смерть. Что же касается турецкого флота, то его артиллерия не могла воспрепятствовать даже атаке Очакова со стороны Лимана, — вспомним Кинбурн. А при атаке Очакова с суши она вообще была бесполезной. Мало того, турки прекрасно знали, что при удачном штурме в городе начнется резня, и шансы сдаться у простых солдат и населения невелики. Поэтому, когда у берега стоит эскадра, то при первом же появлении противника на стенах крепости у осажденных возникает мысль бежать. А когда спасения нет, и храбрый, и трус будет драться на смерть до последнего.
Началась «формальная осада». Войска отрывали параллели и закладывали батареи. Так, 14 августа на левом фланге в полутора километрах от ретраншемента была заложена батарея на 20 орудий, а 15 августа — на 10 орудий. В течение августа было оборудовано 14 батарей. Артиллерийские батареи все ближе подводились к крепости и из них вели огонь по ретраншементу и крепости. Например, 18 августа, отражая вылазку противника и ведя огонь по крепости, артиллерия выпустила 1870 ядер, 865 бомб, 77 гранат, 71 картечь и 76 зажигательных снарядов. В донесении Потемкин писал, что «турки, не взирая на выгоду места, везде бежать принуждены… Между тем от жестокого действия батарей город во многих местах зажжен и пожар продолжался до самого утра…»
В течение сентября было оборудовано и вооружено еще 10 батарей, а всего с августа по ноябрь было оборудовано и вооружено 30 артиллерийских батарей, на которых было размещено 317 орудий полевой и осадной артиллерии.
Сила огня русских батарей постоянно росла. Так, только 9 октября по крепости было выпущено 2867 ядер, 1444 бомбы, 115 гранат, 71 зажигательный снаряд, 38 картечей.
Однако крепость не сдавалась. Упорная оборона, многочисленные вылазки гарнизона наносили большие потери русской армии, а заявления Потемкина «не хочу брать штурмом Очаков» и незачем «терять даром людей» оказались несостоятельными, так как осада дала совершенно противоположный результат.
В ночь на 11 ноября две тысячи турок сделали вылазку на брешь-батарею левого крыла. В ходе вылазки погиб генерал-майор С.П. Максимов, три офицера и несколько десятков солдат. Утром нашли 70 турецких трупов, но это мало утешило светлейшего — было ясно, что противник и не думает о сдаче.
Штурм Очакова 6 декабря 1788 г.
Теперь Потемкин был вынужден согласиться на штурм. Зимовать под стенами Очакова — это потерять большую часть осадного корпуса от холода и болезней. Потемкин писал Екатерине: «…не осталось иного средства по взятию города кроме генерального приступа».
Все приготовления были закончены в ночь с 5 на 6 декабря. В 7 часов утра 6 декабря при 23-градусном морозе войска пошли на штурм Очакова. Генерал-майор Пален захватил турецкие земляные укрепления между Очаковым и замком Гассан-паши. Затем он послал полковника Ф. Мекноба к замку Гассан-паши, а полковника Платова — вдоль окопа. Войска Платова стремительно ударили в штыки и копья и заняли окоп. Мекноб ворвался в замок, около трехсот остававшихся там турок были вынуждены сложить оружие.
Данные о потерях турок существенно расходятся в разных источниках. Во всяком случае, в плен было взято около четырех тысяч турок. Надо полагать, остальная часть гарнизона и большая часть населения города были вырезаны при штурме.
Трофеями русских стали 310 орудий и 180 знамен. Потери русских убитыми и ранеными, по одним данным — 147 офицеров и 2720 нижних чинов, по другим — более 4800 человек.
Хотя крепость была взята в целом согласно намеченному плану, штурм велся крайне безграмотно, что и привело к большим потерям. В частности, мало использовалась полковая артиллерия, которая могла сопровождать наступающих колесами и в нужный момент поддерживать их огнем, что особенно было важно в бою между земляными укреплениями и крепостной стеной. Мало того, Потемкин додумался приказать 300 артиллеристам майора К.И. Меллера бросить орудия и лезть на стены, подобно пехотинцам.
Очаков настолько был ненавистен Потемкину, что тот велел разрушить город и крепость до основания. В виде исключения был оставлен замок Гассан-паши. Уничтожение Очакова Потемкин объяснил императрице как «истребление предмета раздора, который при заключении мира мог бы произвести вредное замедление в переговорах». Естественно, это была пустая отговорка. К 1789 г. уже обнаружилась слабость Турции, и понятно, что об оставлении Турции района Очакова и речи не могло идти. После разрушения Очакова защита входа в Лиман осуществлялась крепостью Кинбурн, и лишь в войну 1877–1878 гг. в Очакове были построены береговые батареи.
В заключение упомяну о передвижениях Украинской армии Румянцева. В июле 1788 г. Украинская армия у Хотина, Могилева и Кислицы перешла Днестр. Корпус Салтыкова был оставлен под Хотином, а главные силы двинулись через Бельцы к Яссам. Румянцев все время стремился к тому, чтобы сковать турецкие силы и не допустить их удара во фланг и тыл Екатеринославской армии, действовавшей под Очаковом. Летом 1788 г. поступили сведения о появлении у Ясс турецких войск численностью в 40–60 тысяч и о сосредоточении 100-тысячной армии противника у Измаила. Но это была дезинформация турок, их силы там были в 2–3 раза меньше. И Украинская армия двинулась в наступление к низовьям реки Прут.
Турецкие войска сделали попытку прорваться через Яссы для деблокады Хотина, но были отбиты. После этого они в августе 1788 г. сосредоточились у Рябой Могилы. Румянцев принял решение маневром заставить турецкие войска принять бой. В октябре Украинская армия перешла в наступление у Рябой Могилы. Но турки, не приняв боя, как и предполагал Румянцев, отошли к Фокшанам. Таким образом, русские войска очистили значительную часть Молдавии от войск противника. Отход турецких войск к югу привел также к капитуляции крепости Хотин. В ноябре Украинская армия расположилась между Днестром и Серетом, имея главную квартиру в Яссах.
