По дороге я опять обнаружил за собой «четверку» цвета «баклажан» и вторую машину – старенький и неброский «Опель Кадет». Ведут парой. И чуть не профессионально друг другу передают. Кто-то их учил основательно.
Я остановился и зашел в магазин, чтобы купить батарейки, и попытался сквозь витрину присмотреться. Бесполезно. На кулак они не лезут. Такое впечатление, что вообще пропали из моего поля зрения. И тем не менее я чувствовал, что они где-то здесь, рядом. Более того, показалось даже, что и в магазин кто-то из них за мной пожаловал, чтобы понаблюдать.
Проверить это несложно. Этот магазин я знаю. И потому внешне рассеянным взглядом я осмотрел первый зал, где и сделал покупку, а потом перешел во второй – в противоположный конец. Там тоже сумел присмотреться. Нет, никого не обнаружил. Тогда просто вышел через склад, с которого продают сантехнические и строительные изделия. Там всегда есть люди около открытых грузовых дверей. Так и есть. Я перешагнул сразу через два унитаза, укутанных в длинные стружки, и вышел на улицу. «Четверка» цвета «баклажан» стояла здесь, страховала возможный мой «побег». Но в машине никого не было.
Никого не было и рядом. Пустой двор. И я вовремя вспомнил о ноже Гоши Осоченко. Огляделся, подошел к машине, нажал кнопку на ноже. Лезвие выскочило настолько хищно и упруго, что просто руки зачесались – так захотелось проколоть колесо. Что я и сделал. И спокойно двинулся в обход дома к своей машине. Обернулся только на углу. За «четверкой» виделась чья-то склоненная над колесом фигура. Можно было бы вернуться и поговорить. И оставить там хозяина в таком же состоянии, как и колесо. Но сначала предстояло выяснить принадлежность машин. И вообще, с некоторых пор я предпочитаю мирно «хвосты» наблюдать и почти на них не реагировать. Так опыт подсказывает. А то как-то не так давно я «объяснился» с «хвостом», а его через пару минут убили. Пытались меня подставить.
Дальнейший путь до городского управления я проделал со скромным сопровождением только в одну машину. Но зато ее стало более заметно.
Глава 13
1
Леший почти спокойно прожил год после первого убийства. Почти – это не потому, что милиция уже никого из студентов, принимавших участие в вечеринке, не доставала. А она и не доставала. Дело стало привычным по нынешним временам «висяком». Леший и так уже совершенно не боялся милиции, понимая, что выстроил настолько правильно собственную психологическую линию поведения, что никто и ничего ему приписать не сможет. Более того, всем кажется, что его и подозревать-то смешно. И от таких мыслей на лице Лешего появилось постоянное выражение блуждающей полуулыбки, за которой скрывалось только его собственное знание происшедшего. Никто в целом мире не знает… Но знает он! Даже значимость он свою почувствовал от этого.
Беспокоило его только одно – воспоминание, как зубная боль. Нет, у Лешего совсем не было раскаяния. И не было чувства вины. Но он не смог ничего «сделать» с убитой там, в лесу. Почему? Откуда может у него взяться импотенция? Вроде бы ничем не болел, что может привести к таким последствиям. На службе в армии, хоть и в ракетных войсках служил, не облучался, не работал на вредном производстве. Но, прочитав кучу книг и журналов по интересующему вопросу, он пришел к мнению, что такое случается. Что это временное явление, психологический фактор. И слегка успокоился. Когда надо будет, все окажется в порядке. Он себя убеждал, хотя полная уверенность в сексуальных способностях так и не пришла.
Это был последний год обучения. Занимался Леший старательно. Много времени проводил в институтской и в публичной библиотеках. И к госэкзаменам подошел с прочным багажом знаний, как говорила его мать. Она вообще любила говорить фразами из своей комсомольской молодости, и оттого язык матери казался иногда Лешему «мертвым». Таким же, как, скажем, латинский. Но «мертвый» латинский язык все же использовался в католических молитвах и в медицинских терминах, кажется, и в юриспруденции, а комсомольско-партийный язык ушел в прошлое. И оттого мать со своим лексиконом и со своими призывами к морали казалась старой ненужной вещью. Но с ней он смирился, хладнокровно думая, что она, такая больная и старая, уже проживет недолго. В остальном мать ему не мешала, потому что Леший привык совсем не слушать, что она говорит. Словно не с ним она разговаривает. Словно в комнате его нет.
Так и проходили дни. Он дома занимался или сидел за компьютером. Сумел летом подзаработать и купить компьютер – пробовал в коммерческой фирме себя как программист. Получилось без ярких успехов, но и без провала. Среди других он незнанием не выделялся.
Но вот перед сдачей госэкзаменов, когда солнце загуляло вовсю, снова Леший стал просыпаться в поту. Снова звали и манили его горячие губы. Но теперь он не боялся этого. Хотя и мучился. Но мучился больше оттого, что подоспел этот зов совсем не вовремя – экзамены.
За пару дней до первого из них Леший возвращался с консультации, отрешенный от внешней жизни. Зов горячих губ преследовал его уже настойчиво и не давал сосредоточиться на подготовке. На перекрестке прямо в спину ударил автомобильный сигнал. Леший вздрогнул и обернулся. И не сразу узнал человека, который сигналил и махал ему через ветровое стекло стареньких «Жигулей». А человек показывал, что сейчас повернет и прижмется в первом ряду. Встань, дескать, там, поблизости.
Сигналили другие машины, требуя продолжения движения. Замигал зеленым светофор, предупреждая, что пора закончить переход. Леший перебежал к газону и остановился на недавно выскобленной граблями дворника прошлогодней жухлой траве. Тут же подошла и «жучка», распахнулась, приглашая, дверца.
Это был Слава, с которым служили вместе в армии. Но никогда они не дружили. Пару раз за прошедшие годы встречались, но Слава обычно не проявлял желания завязать более тесную дружбу.
Леший сел в машину.
– Привет, старина. Что такой суровый ходишь, словно на тебе воду возили…
– А ты что такой веселый?
– С тачкой своей прощаюсь. Сегодня сдаю ее и новую беру… – Слава самодовольно похлопал себя по карману.
Леший не отреагировал. Он равнодушно относился к благам. Деньги как таковые мало его интересовали. Он признавал их только как инструмент для чего-то другого. Например, для покупки компьютера. Или для естественного потребления пищи. Именно естественного, а не такого, который становится самоцелью.
– Сегодня получил приличную сумму. Теперь уж хорошую возьму, не такую тарантаску, – Слава двумя руками стукнул по рулю. – «Бээмвэшку» думаю.
– Новую?
– На совсем новую не наскреб. Но чтобы прилично смотрелась хотя бы. Подружек катать…
– Ты ж вроде женат…
– Вот я и собираюсь не жену катать, а подружек. Заехал в гости, посадил в машину и в лесок.
И Леший вдруг вспомнил, как год назад наблюдал из кустов в городском бору за такими же машинами.
– А я послезавтра первый госэкзамен сдаю. Готовлюсь. Голова уже кругом идет.
