Нам встретился конвоец с донесением. Конвойцы, спешившись, наступали на орудийный завод, противник отходил».
Следует заметить, что действия Волжско-Каспийской флотилии серьезно осложняла линия заграждения, выставленная белыми катерами.
6 сентября красные военморы были атакованы тремя полками 4й Кубанской дивизии и 3 м Кабардинским полком. Десант был уничтожен, пленные расстреляны на месте.
6—7 сентября под Царицыным шли упорные бои. Волжско-Каспийская флотилия обстреливала город, а британские самолеты бомбили флотилию. 25 августа к Царицыну прибыл танковый отряд.
На рассвете 8 сентября конная группа генерала Бабиевf в составе 3й Кубанской и Сводно-Горской дивизий, взаимодействуя с танками, атаковала 28ю дивизию красных у хутора Безродненского. 28я дивизия избежала полного уничтожения только благодаря появлению со стороны села Орловки красной конной бригады Городовикова, прикрывавшей с юга отход своей пехоты и сохранившей полный порядок. Бригада эта оттеснила на запад малочисленные полки Горской дивизии, причем был убит герой Кабарды полковник Заур-Бек-Серебряков. Подоспевшая 3я Кубанская дивизия отбросила конницу красных. Преследуемый Сводно-Горской и 4й Кубанской дивизиями, противник в большом расстройстве отошел за Пичугу и, хотя здесь наше преследование за утомлением коней приостановилось, продолжал безостановочно отступать к Дубовке. Некоторые пехотные части красных бежали за Дубовку.
Врангелевская пехота и 3я Кубанская дивизия остановились в районе Орловки. Врангель проехал к ним и поздравил войска с новой победой.
К вечеру в Орловку была оттянута 4я Кубанская дивизия. Там собралась вся группа генерала Писарева. Впереди, у Пичуги оставалась Сводно-Горская дивизия, ведшая разведку на Пичужинскую, Дубовку и Прудки.
По приказу Врангеля белые на северном участке фронта (20—40 км) перпендикулярно Волге перешли к обороне и приступили к строительству долговременных укреплений.
Завязались упорные бои. Красные по-прежнему пытались наступать, белые контратаковали, но фронт медленно приближался к Царицыну. Врангель писал:
«1го (14) октября я вернулся из Воропоново в Царицын. Противник продолжал изрядно обстреливать город. Один осколок попал в крышу моего вагона. Однако вскоре наша воздушная разведка обнаружила врага. Замеченные две шестидюймовые гаубицы были атакованы нашей эскадрильей. Удачными попаданиями метательных снарядов неприятельская батарея была приведена к молчанию».
Итак, барон сидит в Царицыне под обстрелом красной артиллерии. Хвалиться больше нечем. И он в «Записках» переходит к обличению Деникина и его подчиненных:
«В глубоком тылу Екатеринославской губернии вспыхнули крестьянские восстания. Шайки разбойника Махно беспрепятственно захватывали города, грабили и убивали жителей, уничтожали интендантские и артиллерийские склады.
В стране отсутствовал минимальный порядок. Слабая власть не умела заставить себе повиноваться. Подбор администрации на местах был совершенно неудовлетворителен. Произвол и злоупотребления чинов государственной стражи, многочисленных органов контрразведки и уголовно-розыскного дела стали обычным явлением. Сложный вопрос нарушенного смутой землепользования многочисленными, подчас противоречивыми приказами Главнокомандующего не был хоть сколько-нибудь удовлетворительно разрешен. Изданными в июне правилами о сборе урожая трав правительством была обещана половина помещику, половина посевщику, из урожая хлебов 2/3, а корнеплодов 5/6 посевщику, а остальное помещику. Уже через два месяца этот расчет был изменен, и помещичья доля понижена до 1/5 для хлебов и 1/10 для корнеплодов. И тут в земельном вопросе, как и в других, не было ясного, реального и определенного плана правительства. Несмотря на то, что правительство обладало огромными неподдающимися учету естественными богатствами страны, курс денег беспрерывно падал, и ценность жизни быстро возрастала. По сравнению со стоимостью жизни, оклады военных и гражданских служащих были нищенскими, следствием чего явились многочисленные злоупотребления должностных лиц.
Взаимоотношения с казачьими новообразованиями не наладились. Так называемая Южно-Русская конференция все еще ни до чего не договорилась. Хуже всего дела обстояли с Кубанью. По уходе ставки из Екатеринодара левые группы казачества особенно подняли головы. В Законодательной Раде все чаще раздавались демагогические речи, ярко напоминавшие выступления “революционной демократии” первых дней смуты. Местная пресса, органы кубанского осведомительного бюро, “Коб”, и кубанский отдел пропаганды, “Коп”, вели против “добровольческой” политики Главнокомандующего бешеную травлю».
Все идет согласно исконной нашей традиции – разговоры о том, как все плохо, переходят к разговорам о том, «кто виноват», а затем: «Что делать?».
И вот вместо того, чтобы защищать Царицын, барон идет в Ростов. Там в местном театре ему устраивается хорошо срежессированный триумф. Позже он встречается в Таганроге с Деникиным.
«Генерал Деникин встретил меня весьма любезно, однако под внешним доброжелательством чувствовалась холодная сдержанность. Прежней сердечности уже не было. Доложив подробно обстановку, я просил у Главнокомандующего дальнейших указаний. Генерал Романовский настаивал на новом наступлении моей армии в прежнем направлении. Я мог лишь повторить высказанное ранее соображение о невозможности успешно выполнить эту задачу. В конце концов Главнокомандующий согласился со мной и тут же отдал приказание начальнику штаба – “Кавказской армии вести активную оборону Царицина”. Генерал Деникин пригласил меня обедать…
После обеда генерал Деникин пригласил меня в свой рабочий кабинет, где мы пробеседовали более двух часов. Общее наше стратегическое положение, по словам генерала Деникина, было блестяще. Главнокомандующий, видимо, не допускал мысли о возможности поворота боевого счастья и считал “занятие Москвы” лишь вопросом месяцев. По его словам, противник, разбитый и деморализованный, серьезного сопротивления оказать не может. Указывая на карте на левый фланг нашего бесконечно растянувшегося фронта, где действовал сборный отряд генерала Розеншильд-Паулина, генерал Деникин, улыбаясь, заметил:
– Даже Розеншильд-Паулин, и тот безостановочно двигается вперед. Чем только он бьет врага – Господь ведает. Наскреб какие-то части и воюет…
Восстанию разбойника Махно в тылу генерал Деникин также серьезного значения не придавал, считая, что “все это мы быстро ликвидируем”.
С тревогой и недоумением слушал я слова Главнокомандующего.
В отношении нашей внешней и внутренней политики генерал Деникин не был столь оптимистичен. Он горько жаловался на англичан, “ведущих все время двойную игру”, и негодовал на наших соседей – грузин и поляков:
– С этими господами я решил прекратить всякие переговоры, определенно заявив им, что ни клочка русской земли они не получат.
Что же касается внутреннего нашего положения, то Главнокомандующий, отдавая себе отчет в неудовлетворительности его, раздраженно говорил об “интригах” в Ростове, виновниками которых в значительной мере считал отдельных деятелей консервативной группы – совета государственного объединения, председателем которого являлся статс-секретарь А.В. Кривошеин.
