Книга Упущенный шанс Врангеля, страница 66. Автор книги Александр Широкорад

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Упущенный шанс Врангеля»

Cтраница 66

Командир 10го легкого артиллерийского дивизиона Орлов находился со своим штабом у хутора, когда поблизости появился танк «Ермак». Орлов приказал командиру 1й батареи Опасову выдвинуть четыре орудия батареи ближе к танку и, когда он пройдет хутор, открыть огонь. Батарея выполнила маневр и дала залп. Танк развернулся и устремился на батарею. Последующими выстрелами у него была разбита гусеница, и он свалился в яму. Однако когда пехота 1го полка Огневой бригады попыталась его захватить, экипаж танка пулеметным огнем и гранатами отразил атаку. Тогда Орлов приказал командиру батареи выдвинуть одно орудие на расстояние ста шагов от танка и открыть по нему огонь. Благодаря меткой наводке командира огневого взвода Дубровина танк был разбит.

Командир кинжального взвода 2й батареи 10го легкого артиллерийского дивизиона Нестеров подбил танк «Скобелев». Стрельба велась с дистанции 300 метров.

Командир 3го легкого артиллерийского дивизиона 51й дивизии Л.А. Говоров (впоследствии – участник Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза), дважды раненный, продолжал управлять огнем артиллерии Тернинского сектора до тех пор, пока артиллерия сектора не подбила прорвавшиеся танки противника – «Кутузов», «За Русь святую» и два безымянных.

В бою с этими танками отличился командир 1й батареи 3го дивизиона С.А. Крюков, который под сильным пулеметным огнем противника подбил танк «За Русь святую». Этот танк на другой день был исправлен, переименован в «Москвич-Пролетарский» и успешно использован в боях против белых.

15 октября красные перешли в решительное наступление. 30 октября был взят Мелитополь, белые с трудом ушли за Перекоп, потеряв в боях за Северную Таврию не менее 40 процентов своего личного состава.

Заканчивая рассказ о боевых действиях на юге Украины, стоит сказать пару слов о загадочном заговоре, связанном с великим князем Николаем Николаевичем и его пасынком. Барон в своих «Записках» попытался представить его скверным анекдотом:

«Днем 1го июня я получил сообщение, что в Севастополе среди офицеров флота обнаружен “монархический заговор” и что значительное число офицеров арестовано. Сведения эти показались мне весьма странными. Я только что был в Севастополе и общее настроение там не оставляло желать лучшего. Я приказал запросить подробности.

Оказалось, что накануне два каких-то мичмана явились в расположение лейб-казачьего полка и пытались уговаривать казаков по возвращении моем в Севастополь арестовать меня, начальника штаба и некоторых других лиц, не сочувствующих, будто бы, возвращению на русский престол Царя. Вместо меня, будто бы, во главе армии станет Великий Князь Николай Николаевич, а временно, до его приезда, пасынок его герцог Сергей Георгиевич Лейхтенбергский. Последний состоял ординарцем при генерале Слащёве. Та атмосфера, которая царила в штабе последнего, беспрерывный разгул и интриги, не могли быть полезны юноше, и я в бытность мою в Феодосии решил отправить его к Отчиму. Одновременно я написал Великому Князю Николаю Николаевичу, прося, в интересах молодого человека, оставить его при себе. Герцог Лейхтенбергский в самый день обнаружения заговора выехал в Константинополь. Наивные агитаторы были задержаны казаками и представлены по начальству. На первом же допросе они проговорились, назвав ряд соучастников.

Вся эта история представлялась мальчишеской выходкой. Мне было неприятно лишь то, что в ней замешан был герцог Лейхтенбергский, близкий Великому Князю Николаю Николаевичу, и упоминалось имя последнего. Я решил не давать делу дальнейшего хода и в тот же день вечером выехал в Севастополь.

Как я и ожидал, вся эта история оказалась глупым фарсом, однако за кулисами действовали большевистские агенты. В общих чертах дело представлялось следующим образом: еще зимою 1919 года среди группы молодых офицеров флота возникла мысль создать особый орден, долженствующий воспитывать среди офицерства высокие понятия о чести, воинском долге, традиции старых Императорских армии и флота, забытые в разрухе смутного времени. О существовании этого ордена я знал и даже видел его устав. Он ничего предосудительного в себе не заключал.

Однако за последнее время в состав членов этого общества сумел втереться некий Логвинский, еврей, настоящая фамилия которого была Пинхус. Пинхус-Логвинский был личностью весьма темной, с уголовным прошлым, в последние перед революцией дни замешанный в мошеннических проделках пресловутой комиссии генерала Батюшина. Ныне, по имеющимся сведениям, Логвинский являлся одним из агентов большевиков. Втершись в доверие молодежи, Логвинский подготовил весь этот недостойный фарс; трудно было допустить мысль, чтобы он сам рассчитывал на какие-то серьезные от него результаты, вернее, он преследовал лишь цель дискредитировать власть.

Арестованные, в общем количестве десять – двенадцать человек, была все, за исключением одного-двух офицеров, зеленая молодежь, сама, видимо, не отдававшая себе ясного отчета в неблаговидности своего поступка. Я приказал призвать их всех к себе, пристыдил их и сказал, что ставлю крест на всю эту глупую историю. Вместо того, чтобы бить баклуши в Севастополе и делать политику, они должны отправиться на фронт, где они могут принести пользу и загладить свою вину. Офицеры были прикомандированы к пехотным полкам и дальнейшей службой своей доказали преданность родине. Впоследствии они были постепенно возвращены во флот. Пинхус-Логвинский был расстрелян».

Врангель в очередной раз врет. И тут дело не в заговоре двух наивных мичманов, околпаченных прохиндеем Пинхусом.

Как мы знаем, герцогу Сергею Лейхтенбергскому было уже за тридцать, он числился капитаном 2-го ранга и к июню 1920 г. успел принять участие в нескольких заговорах, причем на первых ролях. Вряд ли пасынок не проинформировал о заговоре августейшего дядю.

Не будем забывать, что барон писал «Записки» в эмиграции, где пытался договориться с великим князем Николаем Николаевичем. Если бы имел место анекдот с придурковатыми мичманами, то Врангелю не имело смысла даже упоминать о нем. На самом деле имел место серьезный заговор, а в «Записках» Врангель дает понять великому князю, что он все забыл, простил и считает инцидент исчерпанным.

Для нас же этот инцидент, а также интриги уволенного Слащёва в Ливадии показывают нестабильность власти крымского «Правителя».

Ряд наших историков считают, что правительство Врангеля стало единственным белым правительством, которое получило международное признание, и что Франция официально признала его в качестве законного правительства России. На самом деле лишь Франция признала врангелевское правительство, да и то не де-юре, а де-факто. Врангель писал:

«8го июля вечером я вернулся в Джанкой. На следующий день А.В. Кривошеин вызвал меня к аппарату:

– Только что получена телеграмма от П.Б. Струве. Французское правительство изъявило готовность признать де-факто правительство юга России. Это большая политическая победа».

Мало того, французы потребовали, чтобы барон признал и обещал выплатить все царские долги. Естественно, Врангель на все согласился.

Ну и несколько слов стоит еще сказать о ситуации в Крыму. Как мы помним, в начале 1919 г. в Севастополе было 100 коммунистов и примерно столько же по всему полуострову. Но Врангель был столь активным пропагандистом коммунистической идеологии, что в 1920 г. его контрразведка почти ежемесячно раскрывала заговоры коммунистических рабочих в Севастополе, Симферополе, Керчи и т. д. В Коктебеле состоялась конференция большевиков Крыма. Белые попытались захватить ее участников, но те ушли в горы.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация