Несколько слов стоит сказать и о боевых действиях на море. Осенью 1733 г. несколько русских фрегатов крейсировали у Данцига, но в конце октября ушли на зимовку в свои порты.
15 мая 1734 г., то есть почти сразу после очищения Финского залива ото льда, русский флот в составе десяти кораблей
[23]
, пяти фрегатов, двух бомбардирских кораблей и нескольких транспортов вышел из Кронштадта и направился к Данцигу. Таким образом, к Данцигу были отправлены все боевые суда, способные пересечь Балтийское море. Командовал русским флотом шотландец, адмирал Томас Гордон, племянник знаменитого сподвижника Петра I, Патрика (Петра Ивановича) Гордона.
При подходе к Данцигу 32-пушечный фрегат «Митау», шедший самостоятельно, 25 мая был остановлен пятью французскими судами. Фрегат сдался французам без боя. Забегая вперед, скажу, что после окончания военных действий «Митау» вместе с командой был возвращен России и 8 октября 1734 г. прибыл в Кронштадт. Командир фрегата и офицеры были преданы военному суду. Кстати, среди офицеров «Митау» был и Харитон Лаптев — будущий знаменитый полярный исследователь.
После сдачи «Митау» русский флот не осмелился приблизиться к Данцигу. Зато французы захватили три одиночных русских галиота — «Лоцман», «Гогланд» и «Керс-Макор». Но тут французская эскадра подняла паруса и ушла, оставив у Данцига фрегат «Брильянт», гукор и прам
[24]
. Фрегат же «Брильянт» сел на мель, а тихоходный прам лишь мешал эскадре.
Уход адмирала Барая совершенно необъясним. Возможно, он хотел обеспечить конвой для девяти французских торговых судов, которые должны были перебросить из Кале в Данциг еще два французских пехотных полка. Но они так и не были погружены на суда. В любом случае Барай допустил непростительную ошибку. С одной стороны, большая по численности русская эскадра была в неудовлетворительном состоянии и вряд ли могла выдержать сражение с французами
[25]
. Поэтому-то адмирал Гордон и боялся подходить к Данцигу, пока не ушла французская эскадра. Даже если бы Гордон узнал о подходе новой французской эскадры, он вряд ли бы рискнул идти со всеми или с частью своих кораблей к датским проливам на перехват ее. А с другой стороны, моральный дух французской пехоты и поляков был очень низок, и их никак нельзя было оставлять без такого сильного морального фактора, как присутствие французского флота в видимости Данцига. Адмирал Барай должен был атаковать русскую эскадру Гордона или по крайней мере спокойно ждать подхода подкреплений.
Под прикрытием французского флота с моря и тяжелых пушек польского форта Вейхсельмюнде французская пехота на острове Лаплатта была недосягаема как для русской пехоты, так и для русских пушек. С уходом французской эскадры ситуация кардинально изменилась.
1 июня 1734 г. к острову Лаплатта подошел русский флот и уже на следующий день открыл огонь по французам. Русские корабли подвезли осадные орудия, которые уже 3 июня открыли огонь по Вейхсельмюнде. На следующий день в форту взлетел на воздух пороховой склад.
Из Петербурга под Данциг русские корабли доставили осадную артиллерию в составе двух 10-пудовых и двенадцати 5-пудовых мортир, сорока 24-фунтовых и двадцати 18-фунтовых пушек.
12 июня французские войска на острове Лаплатта были вынуждены капитулировать, а на следующий день сдался польско-германский гарнизон Вейхсельмюнде, состоявший из 468 человек. Все они немедленно присягнули королю Августу III. Любопытно, что французы на переговорах о капитуляции требовали, чтобы их отвезли в Копенгаген. Миних же их надул, сказав, что их отвезут в один из балтийских портов, по согласованию с русским морским начальством — мол, куда ветер подует. «Лягушатники», плохо знакомые с географией Балтийского моря, согласились, и их отправили в... Кронштадт.
Вместе с французской пехотой сдались: 30-пушечный фрегат «Брильянт», 14-пушечный гукор, купленный французами у шведов, и 8-пушечный прам, принадлежавший городу. Фрегат «Брильянт» включили в состав русского флота, а разобран он был после 1746 г.
Капитуляция французов потрясла горожан, и уже 17 июня данцигский магистрат прислал к русскому главнокомандующему парламентеров для ведения переговоров о сдаче города. Но Миних поставил им предварительным условием выдачу короля Станислава Лещинского, примаса Потоцкого, знатных польских вельмож и французского посла, маркиза де Монти. На следующий день магистрат сообщил Миниху, что король покинул город. Действительно, Станислав Лещинский бежал, переодевшись в крестьянское платье. Замечу, что позже петербургские недоброжелатели Миниха утверждали, что король дал графу большую взятку за пропуск через позиции русских войск.
Узнав о бегстве короля, Миних страшно разгневался (или сделал вид) и велел возобновить обстрел города. Но через несколько часов сей спектакль был графом закончен и он согласился на капитуляцию.
Пока основные силы русской армии осаждали Данциг, небольшие отряды русских вели бои почти по всей Польше со сторонниками короля Станислава. Успех полностью был на стороне русских.
Несколько месяцев о короле Стасе не было слышно, по Польше ходили слухи, что он сбежал в Турцию. Объявился же он в Кенигсберге, где прусский король предоставил ему для пребывания свой дворец. Отсюда в августе 1734 г. Станислав Лещинский отправил манифест, призывавший к генеральной конфедерации, которая и сформировалась в Данциге под предводительством Адама Тарло. Но эта конфедерация не надеялась на собственные силы и отправила пана Ожаровского «великим послом» во Францию просить там сорокатысячное войско и денег на его содержание, а также о привлечении Турции и Швеции к войне с Россией и о нападении на Саксонию, чему конфедераты обещались содействовать со стороны Силезии.
Люблинский воевода Тарло начал было весной 1735 г. боевые действия в Великой Польше, но ни французы, ни шведы, ни пруссаки на помощь к нему не пришли. В результате ополчение Тарло разбежалось при приближении русских войск.
