Рота капитана Судакова открыла меткий ответный огонь по французской батарее и деревне и подожгла брандскугелями деревню. Пожар и обстрел заставили французов снять батарею с позиции и приостановить здесь наступление почти на два часа. Используя выигрыш времени, Багратион начал отвод своих войск, над флангами которых нависла угроза обхода. Огонь роты был перенесен на другие наступавшие французские колонны. Артиллеристы, меняя позиции перекатами, вели огонь до последней возможности. Упорная и неравная борьба длилась до полуночи. Арьергард, потеряв до 2500 человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими, 8 орудий и 48 лошадей, все-таки выполнил поставленную перед ним задачу. Противник был задержан, и русская армия сумела упредить его в выходе к Цнайму, а затем и Ольмюцу. Остатки арьергарда присоединились к армии.
В рассказе о Шенграбенском сражении я не случайно сделал упор на действия русской артиллерии. Во-первых, именно артиллерийский огонь спас отряд Багратиона, а во-вторых, кампании 1805—1812 гг. у нас волей-неволей ассоциируются с романом Толстого. И здесь Лев Николаевич сделал небольшую ошибку: под командованием капитана Тушина не могло быть батареи, а могла быть артиллерийская рота или часть ее. Впервые батареи в качестве подразделений русской артиллерии были введены в 1833 г., а до этого низшим артиллерийским подразделением была рота, в составе которой находилось 12 орудий. В русской армии до 1833 г. состояло три типа рот: батарейные (четыре полупудовых единорога, восемь 12-фунтовых пушек), легкие и конные (1/4-пудовые единороги и восемь 6-фунтовых пушек)
[100]
. Термин же «батарея» до 1833 г. имел примерно то же значение, что и «редут». В батарее или редуте могло быть и 5, и 50 пушек.
Но когда историки и писатели более позднего времени говорят о событиях 1805 и 1812 годов «...орудия были взяты на передок, и батарея двинулась к городу N...», то это столь же нелепо, как сказать, что «редут двинулся к городу N».
8 (20) ноября 1805 г. армия Кутузова соединилась в районе Ольмю-ца с отдельным корпусом Буксгевдена, гвардией и остатками разгромленных австрийских войск. В Ольмюц прибыл император Александр I со своим штабом. Наполеон не решился продолжать преследование русской армии. К 12 ноября в районе Ольмюца союзники имели объединенную армию численностью в 82,5 тыс. человек при 408 орудиях. Кроме армии Кутузова, ослабленной марш-маневром до 33,2 тыс. человек и 152 орудий, в ее состав входили: корпус Буксгевдена — 26,8 тыс. человек при 144 орудиях, гвардия, 8,5 тыс. человек при 42 орудиях и австрийский корпус генерала Лихтенштейна, численностью в 14 тыс. человек при 70 орудиях.
Армия союзников, отойдя к Ольмюцу, заняла удобную для обороны Ольмюцкую позицию и готовилась к встрече с Наполеоном: размещала войска по боевым участкам, оборудовала батареи и устанавливала на них орудия. Наполеон с 50-тысячной армией при 150 орудиях расположился в районе Брюна. Через месяц-полтора союзники ожидали подхода других своих войск: корпуса Эссена (15 тыс. человек и 6 орудий), армии Беннигсена (48 тыс. человек и 144 орудия). Из Италии двигалась 80-тысячная австрийская армия, которой командовали эрцгерцоги Карл и Иоанн. Наконец, Пруссия уже согласилась начать войну с Наполеоном и готовилась отправить в Чехию 120-тысячную армию.
Положение на сухопутном фронте у Наполеона было безнадежным. И тут пришла весть о разгроме объединенного франко-испанского флота у мыса Трафальгар. Один корабль был потоплен и семнадцать захвачены англичанами. У союзников были убиты и ранены 7 тыс. человек, а у англичан убиты 1700 человек, включая командующего адмирала Нельсона.
В Ольмюце царило ликование. Австрийские и русские генералы рвались в бой. Францу II до смерти хотелось вернуться в Вену победителем. Страстно мечтал о лаврах победителя и русский император.
Вполне можно понять честолюбивого 28-летнего военачальника, но главным для Александра было громом побед заглушить зловещий шепот по углам — отцеубийца.
Главной фигурой в окружении царя был 28-летний князь Петр Петрович Долгоруков, хорошо угадавший настроение царя и всячески подстрекавший его к сражению.
Наполеон был хорошо осведомлен о настроениях в штабах противников и начал подыгрывать им. К Александру I был отправлен один из приближенных Наполеона, генерал Савари с предложением заключить перемирие. Царь принял Савари вежливо, даже почти любезно. При получении послания Наполеона он высказал сожаление, что принужден сражаться против того, кто всегда вызывал его восхищение. Однако Александр избегал точно определить титул главы французского государства и от прямых переговоров уклонился, послав в штаб к Наполеону вместе с Савари генерал-адъютанта Долгорукова.
«Наполеон принял князя и беседовал с ним намеренно осмотрительно, скромно и миролюбиво. Превосходный актер, он играл роль человека, озабоченного возрастающими трудностями и ищущего путей к миру, угнетенного тягостными мыслями, может быть, предчувствием неудачи. Он был сдержан с Долгоруковым, делал вид, что не замечает развязности генерала»
[101]
.
Долгоруков же заносчиво требовал, чтобы Франция вернулась к своим естественным границам, а все завоевания, включая даже Бельгию, были отданы. «Как, и Брюссель я тоже должен отдать?» — тихо спросил Наполеон. Долгоруков подтвердил. Наполеон все также тихо продолжал: «Но, милостивый государь, мы с вами беседуем в Моравии, а для того, чтобы требовать Брюссель, вам надо добраться до высот Монмартра»
[102]
.
Прибыв в Ставку, Долгоруков доложил Александру, что Наполеон больше всего боится сражения, что он слаб, ищет мира, не надеется на свои войска. Состоялся Военный совет с участием австрийского и русского императоров, главнокомандующего Кутузова и высших офицеров. Генерал-квартирмейстер австрийского штаба Вейротер, считавшийся знатоком военной теории, представил составленную им диспозицию генерального сражения с Наполеоном. Оно должно было быть дано между Праценскими высотами и деревней Аустерлиц.
Против сражения выступил князь Кутузов. Он предлагал на Ольмюцкой позиции ждать подхода всех союзных войск, а в случае наступления Наполеона — продолжать отход, удлинять коммуникации французской армии и, изматывая ее в оборонительных боях, одновременно накапливать свои силы для ее окончательного разгрома в генеральном сражении. «Чем далее завлечем Наполеона, — говорил Кутузов, — тем будет он слабее, отдалится от своих резервов, и там, в глубине Галиции, я погребу кости французов»
[103]
.
Против сражения выступил и французский эмигрант, генерал, граф Ланжерон. Однако Александр I был непреклонен и приказал наступать.
