Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне Ваш Министр иностранных дел господин Молотов…
Я еще раз предлагаю принять моего Министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее — в среду, 23 августа. Имперский Министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола».
Ровно через сутки Сталин отправляет ответ:
«21 августа 1939 г.
Канцлеру Германского государства господину А. Гитлеру
Я благодарю Вас за письмо.
Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим, поворотным пунктом в улучшении политических отношений между нашими странами…
Советское правительство уполномочило меня информировать Вас, что оно согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа. И. Сталин».
Телеграмма была получена в Германии в тот же вечер, до 21 часа. Поздно вечером рейхсминистр Риббентроп сообщил, не вдаваясь в подробности, японскому послу Осиме о повороте в русско-германских отношениях. Подробнее обо всем Осима узнал, прибыв в полночь к статс-секретарю германского МИДа Вейцзекеру, который доложил Риббентропу: «Японский посол, как всегда, держался хорошо. В то же время я заметил в нем некоторое беспокойство, которое возросло в ходе беседы. Сначала я описал Осиме естественный ход событий, который привел нас к сегодняшнему заключению пакта о ненападении. После того как Осима выразил свое беспокойство, мы в конце концов пришли к соглашению о том, как Осима может убедить свое правительство в необходимости и выгоде текущих событий».
Жесткий тон статс-секретаря вынудил Осиму признать, что «нет никакой пользы в протестах против свершившихся фактов». Далее Вейцзекер категорически заявил, что Германия надеется, что «Япония в данный момент не ищет японо-русского конфликта». «У меня даже создалось впечатление, что русская сторона будет приветствовать соглашение между Москвой и Токио», — доложил статс-секретарь Риббентропу.
23 августа Риббентроп и Молотов подписали в Москве «Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом». Там было четко сказано: «В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу».
Автор просит извинения у читателей за столь обильные цитаты дипломатических документов. Но без них станет голословным утверждение, что конфликт на реке Халхин-Гол решили дипломаты, а не военные.
Бесспорно, что разгром японцев 1-й Армгруппой поднял престиж Советского Союза, дал нашим дипломатам хорошие козыри в переговорах с японцами, тем не менее это частный успех, а не разгром японской армии. Японцы по-прежнему обладали мощной армией в Маньчжурии и многократным перевесом на море и вполне могли устроить новый локальный конфликт или даже развязать большую войну. Причинами того, что Халхин-Гол стал последним советско-японским конфликтом, стали советско-германский договор и война в Европе, начавшаяся 1 августа 1939 г.
Теперь СССР почти на два года получил передышку и мог в случае необходимости перебросить на Дальний Восток значительные части своей армии и ВВС и выбить японцев из Маньчжурии.
Глава 31
Капитуляция Японии
Рассказом о мирных переговорах или капитуляции принято заканчивать описание боевых действий. Но августовская война 1945 г. уникальна в истории тем, что противник поднял вопрос о капитуляции на второй день войны, и тем, что война продолжалась в полном объеме и после капитуляции. Поэтому я просто вынужден предварить описание войны рассказом о капитуляции Японии, поскольку иначе ход боевых действий останется не понятным читателю.
Начну с того, что руководство СССР тщательно маскировало подготовку к нападению на Японию. Зачем была нужна такая сверхсекретность, толком никто из отечественных политиков до сих пор не объяснил. Не надо путать 22 июня 1941 г. с 9 августа 1945 г. Если бы в июне 1941 г. советское руководство доподлинно узнало за два-три дня, что вторжение немцев неминуемо
[113]
, то оно могло предпринять ряд кардинальных мер, которые могли изменить ход войны. Так, например, проведение мобилизации и приведение войск западных военных округов в полную боевую готовность, перевод промышленности на военное производство и др.
Японское же правительство в августе 1945 г. практически ничем не могло помочь Квантунской армии и гарнизонам на Курилах и Южном Сахалине, даже если бы узнало за месяц о начале вторжения. Это хорошо показали события августа 1945 г.
По моему мнению, больших жертв в августе 1945 г. с обеих сторон можно было бы избежать, если бы советское правительство, пусть даже через неофициальные каналы, объяснило японскому правительству цели и задачи наступления советских войск. Можно было популярно объяснить японцам, что Россией движет не жажда кровавой мести за поражения 1904–1905 гг., интервенцию 1918–1922 гг. и обиды 1930-х годов, а свои государственные интересы. А слюни о Порт-Артуре и мучениях Лазо — лишь «агитки» для нижних чинов и малограмотного младшего комсостава.
Государственные же интересы СССР требовали вмешательства в войну на Тихом океане. Нетрудно смоделировать ситуацию в случае дальнейшего сохранения нашего нейтралитета. Япония, безусловно, была обречена на поражение, пусть даже не в 1945 г., так в 1946-м.
Самолет-носитель G4M2e с подвешенным в бомбоотсеке самолетом-снарядом «Ока» («Цветок вишни») модель 11, специально созданном для летчиков-смертников.
В течение последующих месяцев войны, несомненно, окреп бы союз Чан Кайши с американцами. Еще до нападения Японии в Китае высадились бы американские войска. После же капитуляции Японии СССР оказался бы в кольце американских баз на Курильских островах и Южном Сахалине. А вдоль всей огромной границы с Китаем дислоцировались бы многочисленные армии Чан Кайши, поддерживаемые американской авиацией.
Вступление СССР в войну с Японией обезопасило наши границы с Китаем почти на 20 лет и дало возможность свободного выхода в океан нашего Тихоокеанского флота.
Считать наступление советских войск в августе 1945 г. агрессией и нарушением советско-японского договора о нейтралитете могут только недобросовестные историки или набитые дураки. Риторический вопрос: можно ли требовать выполнение договора (контракта, условий сделки и др.) от умершего или находящегося в предсмертной агонии человека? Смерть человека или его агония автоматически прекращают действие всех договоров и сделок, заключенных им. Другой вопрос, что когда речь идет о межчеловеческих отношениях, то в договорах участвует и третья сторона — наследники умершего, и, разумеется, государственные структуры, которые могут и должны выполнять обязательства покойного или недееспособного человека.
