Таковы, собственно, наши попытки разгадать: а кто же мог им быть? Великий Комбинатор не поддается четкой идентификации. Его никто не ищет. Нет его портретов на стендах «Их разыскивает милиция» и т. д. Где он? — Уехал с «холода» или так и не был отозван и остался в Москве? Что именно и сколько он получил за свою работу? Был изначально свободен в своем выборе или был все же элемент давления? Может быть, он был ликвидирован или умер своей смертью?
Роль же Председателя КГБ была в таком случае чисто декоративной — его власть не выходила за пределы здания на Лубянке или еще меньше того: за пределы собственного кабинета. А если использовали максиму английской разведки: «Это дело настолько важное, что его нужно поручить рядовому сотруднику», то дело его вычисления вообще безнадежное: может оказаться, что его фамилия никогда не появлялась в открытых источниках… И сколько бы мы сегодня ни бились над вопросом: «Who is мистер координатор?», мы не сможем ответить на него из-за нехватки информации. Пока он останется в нашей памяти как неизвестный по фамилии-имени-отчеству: Икс-Игрек-Зетович.
Контроль: так и быть, вы командуйте, но делать мы будем по-своему…
Где же были партийные органы, царствующие, но давно уже реально не правящие? Где же был их хваленый контроль? Может быть, его не было вообще, по той хотя бы причине, что люди из спецслужб проходили его дважды: при вступлении в партию и в эти самые «органы»? И раз он был жёсток при входе, то внутри его не отслеживали?
Контроль партии за «органами» осуществлялся в разных формах, в том числе и через совместную работу. Но и тут не удалось соблюсти равенство. Так, например, 17 марта 1921 г. был издан секретный циркуляр ВЦИК и ЦК РКП(б) о создании системы государственной информации «в целях своевременного и полного осведомления и принятия соответствующих мер». Государственные информационные тройки на местах создавались из представителей губкома, губисполкома и ГубЧК. Инструкцией от 19 апреля 1921 г. устанавливалось, что тройка пользуется аппаратом ЧК и «фактическое руководство всеми работами принадлежит исключительно губчека»
[407]
. Формально все было в норме — кому положено было подчиняться, тот и подчинялся: «Надежным методом влияния партийных инстанций на кадровую политику в отношении структур правопорядка служило утверждение номенклатуры должностей работников административных органов. С октября 1924 года назначения на должности (…) начальника губотдела ГПУ согласовывались с ЦК РКП(б) и утверждались губкомами; работники губернских (…) отделов ОГПУ утверждались губкомами партии»
[408]
.
Те люди, что создали за О. Пеньковского книжку «Письма Пеньковского», отмечали, что Председатель КГБ генерал армии И. Серов стоит перед заведующим Отделом административных органов генерал-майором Н.Р. Мироновым навытяжку. Было это или нет — свидетелей уже не осталось. Но можно с уверенностью сказать, что уже другая пара: член Политбюро ЦК КПСС, Председатель КГБ Ю.В. Андропов и член ЦК КПСС, заведующий Отделом административных органов Н.И. Савинкин не были в таких отношениях. Даже весь Отдел был не в состоянии проконтролировать всех комитетчиков: на чуть ли не пятисоттысячный коллектив КГБ приходилось 5 (пять!) работников сектора ГБ Отдела аппарата ЦК. Они только и успевали, проверить анкеты отъезжающих за границу, и их поток был столь велик, что о будущих подонках-перебежчиках и будущих героях писалось только одним стилем — канцеляритом, и в выражениях «Беспредельно предан делу КПСС». Формальный контроль имел и Московский горком партии, но не напрямую, над всем КГБ СССР, а только через его партком — точно так же, как и над всеми министерствами и ведомствами. Некоторое значение, конечно же, имело то, что здание КГБ охраняли прапорщики из дивизии им. Дзержинского МВД — чем это обернулось для МВД, мы уже говорили. Ю.В. Андропов был доволен завотделом Н. Савинкиным — по крайней мере, он не стал его смещать в 1983 г., когда было основательно почищено руководство аппарата ЦК КПСС.
На более низком уровне существовали обкомовские и крайкомовские отделы адморганов. Но что они могли? Даже первые секретари, как потом оказалось, не вмешивались в дела местных «органов». Первый секретарь двух обкомов В.В. Бакатин сказал так: «Приходил на партийные собрания… и от имени партии произносил речь, посвященную бдительности. Вот и весь контроль». Тогда же прозвучала и оценка первого секретаря Краснодарского крайкома И.К. Полозкова: «Что же касается права партийного контроля над деятельностью администрации (…), то он не распространялся над деятельностью советских, военных учреждений и КГБ»
[409]
.
Если б партократы знали не только В.И. Ленина, а всего лишь общую историю, то у них, возможно, все же как-то бы да отложился мировой опыт в этой сфере. Контроль за полицией у Наполеона, например, предельно — для той поры — четко разработан: «Особенное внимание было посвящено Бонапартом организации столичной префектуры полиции. Префект парижской полиции, хотя и подчиненный министру полиции, был поставлен совсем особо от других сановников, имел свой личный доклад у первого консула, и вообще уже с самого начала было ясно, что первый консул в лице парижского префекта полиции хочет иметь как бы контрольный осведомительный орган, который помогал бы следить за действиями слишком уж могущественного министра полиции.
Бонапарт с умыслом несколько дробил свою политическую полицию и стремился иметь не одну, а две или даже три полиции, которые наблюдали бы не только за гражданами, но и друг за другом. Он поставил во главе министерства полиции Фуше, очень ловкого шпиона, хитрого провокатора, пронырливого интригана, словом, сыщика-специалиста. Но Бонапарт знал вместе с тем, что Фуше не то что его, а отца родного продаст при случае за сходную цену. Чтобы обезопасить себя со стороны, первый консул и завел доверенных шпионов с очерченной задачей: шпионить за самим Фуше. А чтобы точно уловить момент, когда Фуше это заметит и постарается их подкупить, Бонапарт держал еще и третью серию шпионов, функция которых была следить за шпионами, наблюдающими за Фуше»
[410]
.
У И.В. Сталина более-менее получался контроль за своими спецслужбами, но и он иногда мог пойти не традиционно-формальным путем контроля — через ЦК, а совсем неожиданным. Так, не увидев ясности ни в правленной им же статье в «Правде» «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей» от первых строк: «Сегодня публикуется хроника ТАСС об аресте группы врачей-вредителей. Эта террористическая группа, раскрытая некоторое время тому назад органами ГБ, ставила своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза» — и до последних «…чтобы ликвидировать вредительство, нужно покончить с ротозейством в наших рядах»
[411]
, ни в представленных документах, он поручил его дополнительную проработку не человеку из ЦК, а попросил сделать ему выборку по людям, которые пусть и не знали оперативную практику, но были честными и не связанными с Москвой. На эту роль отобрали троих: секретаря ЦК ВЛКСМ В.Н. Зайчикова, первого секретаря Челябинского обкома ВЛКСМ П. Колобанова и аспиранта АОН H.H. Месяцева. Двое первых не работали в «органах», а последний в 1943–1945 гг. был начальником следственной части ОКР «Смерш» 5-й гвардейской армии. В.Н. Зайчикову поручили дело бывшего министра Абакумова, П. Колобанову — «дело врачей», а H.H. Месяцев с его подготовкой должен был курировать оба. Именно им было поручено дополнительно и всесторонне изучить это дело и доложить свои выводы. Увы, не успели!..
[412]
.
