Рассказывали, что разведка ГДР захватила одного из своих изменников за рубежом и вывезла в багажнике белого „Мерседеса“ в ГДР. Личный состав Управления был выстроен во дворе здания, на предателя напялили мундир, сорвали погоны, прочитали приговор и расстреляли…»
[471]
. Видимо, тогда у нас была напряженка с белыми «Мерседесами» — не на чем вывозить было!
Были те, которые говорили о трагическом положении прямо: «Я пытался уговорить руководство разведки использовать судебные процессы над разоблаченными предателями для того, что бы снять полнометражный бескупюрный кинофильм о ходе разбирательства и показать его всем офицерам разведки. У меня не было сомнений в том, что это оказалось бы полезным. Всякий, кто увидел бы такой фильм, смог бы лично убедиться в том, что все предатели становились, по их собственным признаниям, на путь сотрудничества с врагом из-за жадности, трусости, той или иной душевной слабости. Все они считали, что вынесенные им Приговоры были справедливы. Это уже потом, в „демократическое“ время, оставшиеся в живых за рубежом или выпущенные из мест заключения предатели все до единого стали выдавать себя за борцов против тоталитарной системы.
Были основания полагать, что такие материалы могли подтолкнуть вероятных агентов вражеских спецслужб к мысли о быстрейшем побеге за границу из страха оказаться разоблаченными. И очень хорошо! Бежавший предатель — полбеды, он уже опасности представить не сможет, кроме разве статей и книжек, эффективность которых изрядно упала. Я постоянно проводил мысль о допустимости и желательности введения у нас в разведке принципиальной возможности направления на проверку на полиграф любого сотрудника, убеждал, что в Соединенных Штатах это тривиальная норма безопасности. Предлагал сам подвергнуться такой проверке первым. Мои, может быть, слишком радикальные предложения не были поддержаны и остались неосуществленными, хотя я и сейчас уверен, что ничего антидемократического и ничего антигуманного в этих предложениях нет. Если государство оказывает разведчику полное доверие, то оно должно быть взаимным»
[472]
.
Комитетчики с радостью ухватились за примат правового государства: можно «уйти» и потом жить на Западе припеваючи. О прошлом, когда было не до слюнтяйства и сантиментов, пишут с гримаской, было-де такое время, когда «произошла окончательная трансформация и закрепление в нормативах неправовых актов (прежде всего о политическом преследовании и проведении „актов возмездия“)»
[473]
. Были времена, когда эти самые «акты возмездия» совершали, не задумываясь об их правовой сущности, в рабочем порядке, между делом — как само собой разумеющееся. Когда украинские «самостийники» провели ряд терактов на территории СССР, И.В. Сталин вызвал к себе П. Судоплатова, переговорил с ним 20 минут и санкционировал ответный ход против Коновальца. Дело было сделано. Требования к кадрам были высоки, индикатор был один… Рассказывают, что И.В. Сталин однажды не утвердил на должность генерала НКВД какого-то человека. Его спросили, почему он не утвердил просьбу «органов» в отношении этого человека. И услышали в ответ: «А его враги не боятся». А теперь враги действительно не боятся наших генералов: те учились по учебникам и книгам, где их призывали брезговать кровью врагов и предателей.
«Перестройка» была прошлепана и благодаря тому, что в «органах» в массе своей были люди, которые, наоборот, сами боялись. Забегая вперед, приведем пару эпизодов из «горячих точек». П/п-к Советской Армии К.Н. Севостьянов в своем дневнике за 13 декабря 1988 г. пишет, что он получил задание: с ротой десантников навести порядок в здании комитета КГБ, где расположился штаб города по ликвидации последствий землетрясения. Туда ворвалась толпа возбужденных людей и парализовала работу. Работник КГБ города советует ничего не предпринимать. Ему сказали: если хочет, пусть работает. Но он испугался, сел в «Волгу» и укатил
[474]
. Обратим внимание: не пешком, а на машине, и не в «газик», а в «Волгу»!!! Ну-ну…
Ген. — м-р КГБ В. Широнин вспоминает: «Однажды по ВЧ-связи мне позвонил один из руководителей оперативной группы (назовем его ВМ), находившийся в Баку, и попросил разрешения вылететь в Москву для личного доклада. Я уже знал, что несколько сотрудников этой группы при следовании железнодорожным транспортом пытались спровоцировать на открытие огня, забрасывая их камнями. Однако провокация не прошла. А ВМ в это время забаррикадировался в гостинице и не решался прийти на помощь своим товарищам. В связи с этим инцидентом могли всплыть какие-то неизвестные доселе обстоятельства, поэтому согласие на прибытие ВМ в Москву сроком на сутки я дал. Но каково же было мое удивление, когда ВМ после доклада об указанном происшествии заявил, что не желает больше возвращаться в Баку, так как представителям контрразведки там якобы нечего делать. В ответ я кратко ему пояснил:
— В Азербайджане чрезвычайное положение введено указом Президента, и этим указом поддерживать режим ЧП возложено на МВД и КГБ. Ваша командировка в Баку и есть исполнение данного указа…
ВМ попросил время на то, чтобы съездить домой. А на следующее утро принес заявление о том, что глубоко разделяет идею „департизации“ органов КГБ, в связи с чем просит приостановить его членство в КПСС и включить в комиссию по реформированию системы органов и войск КГБ СССР, прервав служебную командировку в Азербайджан. Вот как этот человек воспользовался ситуацией, чтобы прикрыть элементарную трусость. (…) Неожиданно мне позвонила жена ВМ и, представившись знакомой Раисы Максимовны Горбачевой, пригрозила пожаловаться „на самый верх“, если заявление мужа не будет удовлетворено. Супруги действительно переехали в Москву из Ставрополя. Видимо, поэтому ВМ в свое время был повышен в должности. Про таких, как ВМ, у нас говорили:
— Все идут в атаку, а он ложится в окоп. Как же записать этот эпизод в аттестации? Не напишешь же „трус“ — ведь он „блатной“. Вот и придумали вместо слова „трус“ писать „скромен в бою“»
[475]
. Да, хорошая это штука юмор, помогает скрыть подлинное отношение. Итак, «товарищ» дезертирует с фронта и проводит операцию прикрытия — профессионал, он действует так, как его выучила эта же самая Советская власть, которую он когда-то в присяге обещал защищать.
Еще раз повторяю, что стоило только не заметить ростки тенденций, не бороться с ними, как это охватило всю систему снизу и до самого верха. Первый заместитель Председателя КГБ РСФСР ген. В.А. Поделякин, говоря о своей работе в США по линии внешней контрразведки, подчеркивает: «Но совесть моя перед Америкой совершенно чиста, потому что я выполнял задание чисто защитного характера и вовсе никак не покушался на какие-то ее тайны»
[476]
.
