Сначала мы нервничали, затем стали возмущаться, потом наиболее смелые ходить на эти собрания перестали. Через некоторое время перестали ходить все, кроме освобожденных партийных работников…» [3.43. С. 60–61].
Отсюда и делаются глубокие обобщения, что «одной из причин распада Советского Союза стала, по-видимому, чрезмерная устойчивость, окостенелость его отжившей политической системы» [36. С. 59].
Здесь произошло слияние стольких факторов, что их все и не перечислить. Хотя они довольно ограниченны и в конечном итоге имеют одну природу, но вычислить их все мы не стремимся. Здесь все слилось: и грустное, и смешное. Построили мост. Признали объектом военного назначения. Ввели должность (на языке бюрократов — строчку, имеется в виду в штатном расписании) сторожа. Потом смотрят, что ж такое? Он же стоит без присмотра. Поставили над ним директора. Потом ввели «строчку» бухгалтера, чтоб начислял им зарплату. Тут прошла кампания сокращения раздутых штатов. Сократили… сторожа. Было ли такое или случай придуман от начала и до конца? Не знаю. Но мораль здесь такая: в 1991 году сократили кого-то, кто был нужней всех. А директора остались…
Межведомственная война
Потенциальная возможность раскола кроется в самой сути любой целостности. В любом государстве есть подразделение всего госаппарата на части: «Вся огромная страна на глазах расщеплялась на удельные владения-ведомства, и они имели только свои местнические интересы. СССР становился чем-то вроде апельсина, который снаружи походил на красивый монолит, а сними кожуру — и представал перед глазами в виде долек, каждая из них была либо ведомством, либо союзной республикой» [18. С. 158].
Удивительно и то, что малейшее отклонение от обычного состояния системы приносило с собой прямо-таки резонансные явления. Ну, скажите, как могут отразиться на высшем руководстве в Москве события в далеком, полузарубежном Афганистане? Оказывается, могут, да еще как: «…В Москве так и не был решен вопрос, кто же будет главным представителем советского руководства в самом Афганистане, кто будет своего рода военно-политическим руководителем всей кампании. Вопрос не был решен потому, что и в самой Москве никто не знал, кто же несет основную ответственность за афганскую войну. Существовала Комиссия ЦК по Афганистану, в которую входили Громыко, Андропов, Устинов и др. Это был типичный по тем временам «коллективный орган безответственности», носивший, по сути дела, консультативный характер при генеральном секретаре. А практическое каждодневное руководство осуществляли министры по своим линиям, не спрашивая коллег и часто не советуясь с ними. Этим ловко пользовались афганцы, находившие себе покровителей среди ведомственных начальников. Скажем, в течение всех лет войны представители КГБ ориентировались преимущественно на группировку «Парчам» Народно-демократической партии Афганистана. Эту группировку возглавлял Бабрак Кармаль, стоявший во главе партии и государства. В то же время представители Министерства обороны неизменно симпатизировали «халькистам», потому что подавляющее большинство военного командования афганской армии принадлежало именно к этой группировке.
Роль посла Советского Союза была достаточно принижена, что, по-видимому, устраивало МИД СССР и А. А. Громыко, не желавшего глубоко погружаться в афганскую пучину» [18. С. 321]. Если уж раскол шел по такой линии, то и далее он был неизбежен. И стоило только чуть усугубить эти явления, как волну столкновений уже нельзя было остановить. Нужно было иметь только знание о природе такого противоречия и дать толчок в нужном направлении. Люди, которые пережили не одну организационную войну, могли предупредить новичка: «Если потребуется, то для ликвидации твоего управления могут упразднить само министерство. Такие случаи были» [4. С. 218].
То, что произошло в СССР, можно назвать так: реорганизация, равная ликвидации. Нам выдают тонкую технологию: «Если хочешь разрушить систему — сделай две ее реорганизации. По законам управления, после третьей реорганизации система гибнет. Таким образом, если рассуждать логично, то получается, что решения принимаются как бы в противовес здравому смыслу. А может быть, они хорошо продумываются с помощью иного здравого смысла?» [4. С. 294].
Все началось еще на первой стадии, когда шла зачистка аппарата под лозунгом освободить его от бюрократов, разложившихся за время правления Л. И. Брежнева. Уже тогда был взят опасный курс на переделку в масштабах всей иерархии системы. Если при И. В. Сталине была проведена чистка сначала на уровне отдельных предприятий от старых специалистов и бюрократов, а потом примерно в 1937 году были вычищены старые большевики в «верхах», то начиная примерно с 1982 года зачистка аппарата проводилась по всей глубине. Тут было бы уместно сравнить такую ситуацию с тем, как подлодка уходит на недопустимую глубину. В результате получилось, что зачистка организаций отождествилась с ликвидацией. Разразившаяся межведомственная война была проиграна партийным аппаратом, который просто был вынужден покинуть занимаемые помещения.
Важно только, чтобы был выдержан «иной здравый смысл»: есть смысл поместить критическую статью против соседа? Есть! Но нет смысла писать и публиковать самокритичную статью о себе. Даже центральный орган партии — газета «Правда» — может критиковать всю КПСС. И ничего, в порадке вещей. В конечном итоге все это при желании может считываться, корректироваться и направляться.
Можно, конечно же, поручить КГБ СССР арестовать какого-нибудь провинившегося офицера или даже генерала, даже своего руководителя могут арестовать, но поручить сделать что-то в масштабах всего ведомства нельзя. В стране уже были проведены межведомственные войны. Например по схеме: органы против армии (1937 г., дело Тухачевского и др.) или реванш: армия против органов (1953 г., дело Берия и др.).
Но некоторые смогли противостоять всем. Так, например, сложилась ситуация вся пресса против аппарата: откликнувшись на зов «у нас нет закрытых тем», в газетах и на телевидении вышло несколько статей против бюрократов, «с другой стороны, и в ЦК, парткомах прибегали к окрику, безосновательным нотациям, поучениям. В ответ на резкую реакцию журналисты стали защищать «честь мундира». Их выпады стали еще более грубыми, что исподволь кое-кем и поощрялось» [3.44. С. 87].
О малейших нюансах в этом деле писалось интеллектуалами из RAND Corporation [3.45.-3.52]. ЦРУ собирало фактуру.
Помощь американцев была в этом деле самой широкой. Если в СССР до поры было действительно некое хотя бы видимое единство, то в Штатах шел постоянный, но хорошо сдерживаемый разброд по линиям: Демократическая партия против Республиканской партии; конгресс против разведки; конгресс против президента (пример: Уотергейт); пресса против всех и т. д. Они давали море рабочего материала, которое стоило только изучить на хорошем уровне и дальше запустить на русском политическом поле, что и было реализовано через разного рода посредников.
Советские философы, которые лишь различным образом объясняли мир, несколько раз писали о противоречиях при социализме (им это право было дано В. И. Лениным, который сказал, что при социализме исчезают только антагонизмы, а противоречия все равно остаются), не могли, конечно же, опуститься со своих высот до того, чтобы описать противоречия между аппаратами разных московских контор. Практики знали о спорах вокруг бюджета, причем не стоит это обязательно понимать формально на уровне отдельных ведомств, это же может происходить и внутри оных, в ранге, скажем для примера, Главкоматов ВМС и ВМФ.
