Через две минуты он уже вышел из квартиры, засунув в подмышечную кобуру газовый пистолет. Подмышечную кобуру не любил, но пояс он приготовил для другого. Из дома сразу направился к тайнику – это всего триста метров – и взял «ТТ» с глушителем. Этот на спину за пояс как раз и пристроил. Ехать по городу вооруженным в вечернее время рискованно. Газовый пистолет на тот случай, если остановят омоновцы. На газовую «игрушку» у Дым Дымыча разрешение есть. Покажет с удовольствием. Как правило, после этого досмотр не проводится. Если все же досмотр будет, то остается омоновцев только пожалеть и прислать венок на похороны. Такое уже случилось после выполнения заказа в Волгограде. На его венок никто внимания на кладбище не обратил. Пришел какой-то человек и положил на могилу венок. Там не все друг друга достаточно хорошо знали. Где родственники, где сослуживцы – поди разберись. И никто сразу не прочитал надпись на ленте, в которой Сохатый просил у ребят извинения. Прочитали ли потом – это уже неизвестно самому киллеру, потому что город он покинул вскоре после похорон. Но что тогда, что сейчас – лучше омоновцев оставить жить. Им самим тоже, вероятно, хочется того же. Время слишком лимитировано, чтобы позволять себе отвлекаться.
Через пятнадцать минут он уже поставил машину на стоянку неподалеку от района, где предстояло действовать. Вышел и осмотрелся. Частными домами застроена только одна сторона улицы. Квартал в километр длиной. Искать, естественно, там. Время еще не слишком позднее. Но на улицах прохожих мало.
План действий созрел еще в машине. В этом районе, как хорошо знал Сохатый, часто можно встретить приезжих людей, торгующих на рынке. Обычно, так или иначе, они друг друга знают. Основной контингент торговцев составляют три диаспоры – азербайджанская, таджикская и корейская. Корейская в данном случае вообще остается в стороне, потому что они проживают компактно в другом месте. Остаются таджики и азеры. Азеры чувствуют себя увереннее. Они посильнее, помногочисленнее. Таджики, если верить слухам, и друг с другом-то не ладят. Кулябцы воюют с ленинабадцами. Обыкновенная клановая возня. То же самое, что и в Афгане. Но в случае чего всегда готовы объединиться. Для начала надо найти кого-то из них. Безразлично – азера или таджика. Порасспросить.
А если уже приехал на место Саид, то наверняка на улице должен остаться пост. Можно поговорить и с постом. Кстати, возле одного из домов машина стоит. В эти дворы въехать уже невозможно, транспорт приходится оставлять на улице. Но машина – это шанс, хотя и нет гарантии, что это пожаловал именно таджикский вор в законе. Но по крайней мере присмотреться необходимо.
Сохатый перешел на другую сторону улицы, к частным полуразвалившимся домам, окруженным ветхими заборами. Почти центр города, когда же снесут эти хибары! Даже тротуара приличного рядом нет.
Сердце заколотилось в чуть усиленном ритме, возбужденно, почти радостно, потому что предстояло работать, а свою работу Сохатый любил. И его, кажется, заметили. Впереди показались три фигуры. Ну и что, что трое. Это не проблема, когда время не терпит. Дым Дымыч уверенно двинулся навстречу. Один из людей был в халате. В халатах обычно ходят таджики. Да и то редко. Азеры же стараются одеваться по-европейски.
Они разговаривают на своем языке и на Дым Дымыча внимания не обращают. Демонстративно не обращают.
– Привет, ребята.
– Здравствуй, братан, – ответил лишь один, молодой.
И все трое ждут, что скажет прохожий.
– Мужики, у меня вот дело какое. Я тут в гостях был неделю назад. У товарища. Тогда поддатый сильно был, память вот после этого подводит, сейчас дом найти не могу.
– А что за товарищ? Откуда он? Местный?
– Нет. На базаре торгует. Таджик. Долтабаев фамилия. Не знаете?
«Прости, Мирзо…» – мысленно сказал Сохатый. Мирзо Долтабаев служил у него во взводе и погиб при проведении операции. Дым Дымыч сам писал представление о награждении его посмертно орденом Красной Звезды. Сейчас он привел первую же вспомнившуюся ему таджикскую фамилию.
– Нет. Такого не знаем.
– Я тут в один дом сунулся, там азеры живут. Спросил, они вообще о таджиках говорить не хотят. А я не пойму вашу систему – где азеры, где таджики…
– А кто где дом снимет, тот там и живет. А Долтабаева мы не знаем, – сказал старший из прохожих и двинулся мимо. Остальные шагнули было за ним.
– Подождите, мужики. Я еще примету помню. Там в соседнем доме семечки жарили. Запах был сильный. Не знаете, где это?
– Там где-то пахло… – неопределенно махнул рукой молодой. – Иди, понюхай…
И почему-то остановился прямо против Дым Дымыча. А двое других, пожелавшие сначала уйти, оказались аккуратно за спиной Сохатого. Маневр был выполнен настолько ловко и ненавязчиво, что менее опытный человек ничего бы и не понял.
Видеть спиной Дым Дымыч не умел. На затылке у него глаз тоже не имелось. И ему остался один вариант для определения ситуации – смотреть в глаза тому, кто перед ним. И он посмотрел. И нужный момент уловил.
Шаг в сторону, и милицейская дубинка рассекла воздух около его плеча, лишь слегка задев рукав куртки. Он ударил назад ногой не глядя и одновременно без замаха нанес удар костяшками пальцев молодому по носу. Этот внешне малоэффективный удар вызывает болевой шок и на какие-то секунды лишает возможности правильно сориентироваться. Так и получилось. Сохатый понял, что сзади сейчас начнется атака, и просто развернул молодого вместо щита, сам повернувшись к противнику уже лицом. Пожилой шел на него с ножом. В свете уличного фонаря широкое лезвие блестело хищно и играло в нервной руке.
Тот, что получил удар ногой в грудь, уже вставал. Дубинку он уронил, но поднимать ее и не собирался. Рука тянулась за пазуху, под мышку, туда, где обычно носят кобуру. Ну, разве можно доставать пистолет так долго… И Сохатый продемонстрировал, как это надо делать. Он толкнул парня с окровавленным носом навстречу ножу и в ту же секунду достал пистолет. Легкий сухой щелчок не привлек внимания даже товарищей того, кто получил пулю в горло. Теперь они двинулись на него вдвоем и остановились только через два шага, увидев пистолет. Остановились, оглянулись, поняли, что произошло с их товарищем, но было поздно. Пожилой получил тут же пулю в грудь.
– Лечь на землю, лицом вниз, – тихо и буднично, совсем не грозно сказал Дым Дымыч. Молодой послушно выполнил приказ.
– Где Саид?
– Я не знаю.
– Считаю до трех…
– Я правда не знаю. Саид здесь не живет. Он только приезжает.
– Где держат парня?
– Какого парня?
– Раз.
– Я не знаю.
– Два.
– Где машина стоит. Его сейчас увозить будут к Саиду. Нас присмотреть просили, чтобы без посторонних…
– Три, – сказал Сохатый и выстрелил в затылок парню. Оставлять свидетелей – это роскошь. А роскошь Дым Дымыч, как человек военный, не любил. После этого повернулся к первым. Два контрольных выстрела опять прозвучали совсем буднично. Но связывать это дело в умах ментовки с предыдущими он не хотел и потому умышленно не стал стрелять между глаз, хотя прицел так и тянуло в привычную сторону.
