Все эти совещания были важной частью моей стратегии. Одна из главных причин того, что предыдущие министры – от Роберта Макнамары
[94]
и далее – терпели неудачу в попытках заручиться одобрением конгресса на рекомендуемые изменения в программах, состояла в том, что военные ведомства исключались из процесса принятия решений; как следствие, сами ведомства и начальники штабов оказывались в оппозиции министрам по поводу этих инициатив. Я хотел, чтобы министерства родов войск плотно участвовали в процессе, и был готов выделить каждому начальнику штаба и каждому министру все время, какое ему потребуется, чтобы изложить и обосновать свои взгляды. Зная, что ведомства нередко включают в свои бюджеты программы, которые им самим не нужны, но на которых наверняка будет настаивать конгресс, я сказал начальникам штабов, что на сей раз следует включить только программы, которые им действительно важны, «а политику оставить мне». По крайней мере четырежды мы встречались с начальником штаба сухопутных войск Джорджем Кейси и несколько раз с другими начальниками штабов. У каждого была возможность оценить не только собственные программы, но и пожелания остальных родов войск. Я сознательно добивался командной работы, ибо надеялся, что в дальнейшем, когда мы покончим с этим, начальники штабов (хотя бы они) поддержат любые мои решения.
Как я и предсказывал в разговоре с президентом, сведения о предыдущих попытках урезать расходы на военные программы просочились в конгресс и в прессу достаточно скоро; обычно источником утечки оказывалось то ведомство, чьим программам грозило сокращение. И потому на совещаниях, когда мы касались спорных моментов, я запрещал использование ознакомительных материалов; вместо этого были созданы читальные залы с ограниченным доступом, где высокопоставленные должностные лица готовились к заседаниям. Вдобавок мы резко ограничили число участников совещаний, хотя раньше от всевозможных помощников и ассистентов просто рябило в глазах. По предложению Майка Маллена все также подписали заявления о неразглашении. Я тоже подписал; прочие поворчали, конечно, но сильно не возражали. В других организациях, возможно, подобные соглашения не воспринимаются всерьез. Но мы с Майком отлично знали, что «клятва» и «честь» – не пустые слова для военнослужащих; в итоге у нас за все время не было ни единой утечки информации. Я не говорил никому, кроме «малой группы», о своих окончательных решениях до того дня, когда выступал с публичным объявлением. Разумеется, СМИ и конгресс буквально сходили с ума. Конгрессмены позже жаловались, что «в Пентагоне затыкают рты» и что министерству «недостает прозрачности», а я парировал в том духе, что предшествующая «прозрачность» была результатом утечек, а не официальных брифингов.
Звучит, смею думать, грандиозно, да и сами масштабы затеянного мною предприятия были беспрецедентными. Другие министры всего-навсего пытались сократить или ограничить горстку оборонных программ. Мы же проанализировали более шестидесяти вариантов. В конечном счете я выбрал около трех десятков крупных программ, которые, в случае их реализации, обошлись бы казне приблизительно в 330 миллиардов долларов. Учитывая мой план объявить обо всех запланированных изменениях в комплексе и до представления совокупного бюджета администрации, нам повезло, что к тому времени, когда я был готов приподнять завесу тайны, конгресс разъехался на каникулы. (В надежде на нейтралитет, если не поддержку, руководителей комитетов по делам вооруженных сил и ассигнованиям мы проинформировали их за несколько дней до моего выступления, обозначили как широкий стратегический контекст, так и специфику. Все главы комитетов поддержали большинство моих рекомендаций.) Я рассчитывал, что реакция средств массовой информации и влиятельных персон будет в основном положительной, и когда конгресс соберется снова, те конгрессмены, которым мои планы не по нраву, вынуждены будут защищаться. Плюс «пакетное» представление изменений бюджета вполне способно разобщить обитателей Капитолийского холма по принципу «разделяй и властвуй». Ранее, когда к ликвидации предлагалось лишь несколько программ, «пострадавшие» конгрессмены мгновенно выстраивали оппозиционные коалиции, обещая в обмен на поддержку коллег отдать им свои голоса при голосовании по другим вопросам. А когда речь идет сразу о десятках программ, сформировать коалицию куда сложнее.
Что касается крупных оборонных предприятий, у большинства из которых было несколько контрактов с министерством, они, конечно, что-то теряли от пересмотра статей бюджета, но приобретали в тех сферах, где планировалось наращивать инвестиции. В общем и целом такой расклад с великой вероятностью убедит крупных подрядчиков согласиться с моими предложениями.
Было важно удостовериться, что президент не просто в принципе поддерживает реформы, но и подкрепит их угрозой вето в случае необходимости. 30 марта я доложил президенту, Раму Эмануэлю, Джиму Джонсу и директору АБУ Питеру Орзагу о предполагаемых реформах, подробно объяснив суть каждого пункта. Президент одобрил все. Рам, явно задумавшись о политической стороне реформы, попросил у меня список штатов и округов, которые наиболее сильно пострадают от сокращений бюджета, – с указанием количества рабочих мест, затронутых каждым из моих решений. Президент, очевидно, был доволен тем, что мои рекомендации как нельзя лучше соответствовали его планам по реформированию министерства обороны. А если реформа начнет сбоить, он всегда может отказаться от одного или нескольких моих предложений.
Я вышел к публике 6 апреля. Сказал, что министерство обороны нуждается в смене приоритетов – в радикальной смене, а не в корректировке бухгалтерской отчетности. Я сообщил, что мы потратим 11 миллиардов долларов на финансирование развития сухопутных войск и корпуса морской пехоты и остановим сокращение численности ВВС и ВМС; 400 миллионов долларов пойдут на медицинские исследования и разработки; пересмотр параметров «базового» бюджета позволит выделить 2,1 миллиарда долларов на программы помощи раненым, жертвам черепно-мозговых травм и посттравматического стресса; также 200 миллионов долларов выделяется на помощь семьям военнослужащих, субсидирование жилья и образования. Всего же финансирование статей, направленных на социальную поддержку военнослужащих и членов их семей, выросло на 3 миллиарда долларов.
Я сказал, что мы перераспределили «базовый бюджет в пользу программ разведки, наблюдения и рекогносцировки, выделили 2 миллиарда долларов на развертывание пятидесяти БПЛА «предейтор», увеличение количества турбовинтовых самолетов «либерти» и разработку ряда усовершенствований средств РНР и технологических платформ, «оптимизированных для сегодняшних сражений»; на 500 миллионов долларов больше предназначено для приобретения новых вертолетов и обучения экипажей, «в которых ощущается настоятельная потребность в Афганистане»; также еще 500 миллионов долларов отводится на финансирование борьбы с терроризмом и обучение армий иностранных государств; дополнительные средства выделяются на совершенствование специальных операций как с точки зрения кадров, так и техники; еще предусмотрена закупка новых боевых кораблей для действий на мелководье, которые являются ключевым элементом новой тактики эффективной борьбы с повстанцами в прибрежных районах.
