«Температура» споров скакнула вверх через несколько дней, причем этот скачок в немалой степени спровоцировала телеграмма представителя США в НАТО Иво Даалдера, сообщавшая, что Петрэус якобы сказал руководству альянса: передача полномочий по обеспечению безопасности афганцам «возможна везде только» к концу 2014 года; заявление Петрэуса явно противоречило намерению президента полностью завершить к тому времени передачу полномочий. Разумеется, Обама воспринял это донесение как очередной случай нарушения военными субординации. В результате президент открыл совещание СНБ 3 марта суровым напоминанием: «Я обеспокоен появлением в прессе рассуждений о том, что 2011 год ничего не значит… Моя цель состоит в том, чтобы начать передачу полномочий по безопасности в июле 2011 года и завершить процесс к концу 2014 года. Мы оценим и скорректируем, если потребуется, темпы вывода войск, но я категорически возражаю против любых попыток уже сейчас замедлить эти темпы. Я предпочитаю двигаться влево, а не вправо, ускорять темп, а не замедлять. Я не желаю видеть рекомендации, будто бы уточняющие мои распоряжения». Обама закончил такими словами: «Если мне покажется, что мной манипулируют…» Он оставил фразу висеть в воздухе, но продолжение легко угадывалось: вы (кто бы это ни был) об этом горько пожалеете.
Я, признаться, и сам разволновался. Вообще-то неявно обвинять Петрэуса (и, возможно, нас с Малленом) в обмане перед тремя десятками человек, собравшимися в Ситуационном центре, было со стороны президента не очень-то красиво – и не слишком уважительно по отношению к Петрэусу. Сидя на этом совещании, я размышлял: президент не доверяет своему командующему, терпеть не может Карзая, не верит в собственную стратегию и не считает эту войну своей. По его мнению, самое главное – поскорее вывести войска. А Байден продолжает подзуживать. А помощники и сотрудники администрации не упускают случая предъявить президенту новые «доказательства» чрезмерного вольнодумства Петрэуса и прочих старших военачальников.
Два дня спустя я позвонил Донилону и поделился своей обеспокоенностью: мол, вице-президент «мутит воду» по поводу Петрэуса и Афганистана. Я сказал, что Байден словно подвергает Обаму китайской пытке водой, каждый день повторяя: «Военным нельзя доверять», «Стратегия не работает», «Все напрасно», «Военные пытаются вами манипулировать». В такой обстановке просто невозможно заниматься своим делом. Как могла телеграмма Даалдера попасть к президенту, прежде чем кто-либо удосужился убедиться в ее достоверности? Я сказал Тому, что если его или президента это донесение встревожило, почему они не обратились ко мне, почему предпочли устроить шоу для тридцати человек, «прекрасно понимая, что информация наверняка просочится в прессу и все узнают, что президент устроил выволочку военным и продемонстрировал недоверие Белого дома к нашим военачальникам»?
Мой внутренний «предохранитель» постоянно, так сказать, коротило. Я взрывался – в моем собственном, тихом стиле – почти каждый день, уже далеко не только в стенах собственного кабинета перед своими сотрудниками. Как уже говорилось, я сорвал зло на Донилоне и вице-президенте на совещании по Ливии 2 марта и на главе комитета палаты представителей по ассигнованиям Билла Янга 3 марта, вплотную приблизился к открытому спору с президентом на заседании СНБ в тот же день и снова поскандалил с Донилоном 5 марта. Отчасти, думаю, меня просто-напросто изнурили ежедневные бюрократические схватки.
Острота дебатов в Вашингтоне по темпам вывода войск постепенно снизилась, и я решил получить из первых рук представление о том, как осуществляется миссия в целом. Еще я хотел обсудить с Карзаем отношения наших стран и ситуацию после 2014 года. Кроме того, требовалось успокоить афганцев – никто не собирается выводить наши войска, как говорится, в один присест, и к осени в Афганистане останется довольно много американских военнослужащих.
Напряженность в отношениях между правительством США и Карзаем достигла пика накануне моего прилета в Афганистан 7 марта: на предыдущей неделе девять афганских мальчишек погибли в результате американского авиаудара. В первый вечер моего визита мы с Карзаем долго проговорили один на один. Я извинился за гибель мальчиков и, не помню уже, в который по счету раз, описал для него экстраординарные меры, которые мы принимаем, чтобы избежать жертв среди мирного населения. Что касается передачи полномочий в сфере безопасности, я сказал, что разделяю его опасения по поводу иностранных государств и компаний, действующих независимо от афганского правительства и фактически создающих параллельные структуры власти. Я также признал факт вмешательства МССБ в повседневную жизнь афганцев. Решение заключается в том, сказал я, чтобы афганцы мало-помалу принимали на себя заботу о собственной безопасности. Пусть НАТО сосредоточится на консультировании и дает рекомендации, какие районы готовы к передаче под ответственность афганской стороны, но последнее слово, безусловно, должно оставаться за Карзаем.
Я указал, что формирование афганских сил безопасности имеет важнейшее значение для организации передачи полномочий. Соединенные Штаты выделили в бюджете следующего года 12,8 миллиарда долларов на подготовку, оснащение и содержание этих сил. Но каковы, спросил я, долгосрочные перспективы? Вероятно, со временем Афганистан сможет поддерживать небольшую регулярную армию в сочетании с крупной военизированной организацией наподобие Национальной гвардии. Я сказал Карзаю, что верю в необходимость длительного американского присутствия в Афганистане: оно принципиально важно не только для конкретной страны, но и для региональной стабильности в целом. Мы не хотим держать постоянные базы, уточнил я, но, возможно, могли бы разместиться вместе с афганскими силами безопасности. Карзай упомянул о подписании соглашения на сей счет, но я напомнил, что конгрессу понадобилось пять лет, чтобы просто ратифицировать договор о совместном использовании оборонных технологий с англичанами и австралийцами. Нет, нам нужны всего-навсего взаимные обязательства и прочное военное присутствие США.
Партнерство должно приносить пользу обеим сторонам, продолжал я, проявляя настойчивость. Мы сотрудничаем с Карзаем уже больше четырех лет, и я всегда его поддерживал и защищал. «Я прислушивался к вам, – сказал я, – когда вы жаловались на жертвы среди гражданского населения, когда просили уважать традиции афганцев и афганский суверенитет, когда предъявляли претензии к частным охранным компаниям и, в последнее время, к командам по восстановлению экономики, работающим в провинциях». Но мои усилия не способны повлиять на ситуацию, если он станет винить нас во всех проблемах Афганистана. «Мы ваш союзник и партнер. Мы защищаем ваше правительство и спасли вам жизнь. Ваши критические замечания осложняют долговременные отношения, более того – вредят им как в Соединенных Штатах, так и везде». Забегая вперед, я сказал, что мы должны работать вместе над передачей полномочий и над кризисом в Кабульском банке. В феврале Декстер Филкинс опубликовал в «Нью-Йорк таймс» громкий материал с разоблачением деятельности этого банка. Я сообщил Карзаю, что невозможно просто проигнорировать эту статью или обвинить автора в клевете, равно как и не следует взваливать вину за разграбление банка на аудиторов, которые долго ничего не замечали, или, тем паче, на Соединенные Штаты или международное сообщество. Если он не решит эту проблему или если продолжит «виноватить» нас, это подорвет все усилия по формированию и поддержанию стратегического партнерства. Я сказал, что «банковский вопрос» предоставляет «президенту Афганистана отличную возможность встать на защиту своего народа». И предупредил не впервые, что его окружают люди, которые играют на его слабостях и тревогах, которые пытаются заставить его злиться на нас и ссориться с нами, которые, наконец, рождают бесчисленные (и глупые) теории заговора.
