Исход в Афганистане еще предстоит определить. По мнению большинства специалистов, подготовка афганских военных идет по графику, мы продолжаем передавать им полномочия по поддержанию безопасности. Но именно эндшпиль десятилетней войны покажет, насколько велики шансы на достижение наших, по необходимости «ужатых» целей; совершенно не хотелось бы, чтобы все усилия и все жертвы оказались напрасными. Вопреки распространенному мнению, афганское правительство и армия удерживали власть почти два года после ухода Советов, и гражданская война началась, только когда Афганистану перестала поступать помощь от русских после распада Советского Союза. Наши шансы на успех в значительной степени зависят от скромного, но постоянного военного присутствия НАТО после 2014 года, от помощи в обучении армии и полиции, от организации материально-технического снабжения, от разведки, от обеспечения поддержки с воздуха и от проведения контртеррористических операций, а также от финансовой поддержки афганских сил безопасности. Если мы заранее сообщим о своей новой роли друзьям, врагам и «зевакам на заборе», то все поймут, что мы не намерены повторять свою стратегическую ошибку начала 1990-х годов и бросать Афганистан на произвол судьбы. На собственном опыте мы узнали последствия этой ошибки.
Военные и гражданские
Взаимоотношения между высшим военным руководством страны и гражданским ее главнокомандующим, то есть президентом, зачастую бывают весьма напряженными. Это подтверждает и мой личный опыт работы с Бушем и Обамой, и опыт предшествующих поколений на протяжении всей американской истории. Основная задача министра обороны заключается в том, чтобы помочь наладить эти отношения и привлечь внимание президента к профессиональным военным советам (он вполне может не захотеть их слушать) и обеспечить подчинение высших офицеров распоряжениям главнокомандующего (они могут сколько угодно предлагать наилучшие и откровенные советы – и обижаться, что президент этими советами пренебрегает).
В военное время разногласия неизбежны, поскольку именно президент в конечном счете несет ответственность за успех или провал кампании и потому должен заручиться хотя бы частичной поддержкой общественности и конгресса. В конце 2006 года Буш своей властью «пересилил» командующего на ТВД, председателя ОКНШ и всех начальников штабов, а также главу регионального командования на Ближнем Востоке и в Центральной Азии (Центрком), приняв решение о начале «Большой волны». Он также сменил министра обороны, главу Центрального командования и командующего в Ираке – по сути, одновременно. Война в Ираке велась не лучшим образом, и требовались решительные действия для исправления ситуации. Обама поступил не менее смело в конце 2009 года, когда распорядился направить подкрепления в Афганистан по запросу командующего контингентом. При этом Обама отказался принять точку зрения своего вице-президента и проигнорировал внутриполитические проблемы, о которых рассуждали едва ли не все старшие сотрудники администрации Белого дома. Затем, вопреки советам генералов, он установил четкие сроки операции, дабы избежать впечатления (и потенциальной реальности) бесконечной войны и обрести политическую поддержку в конгрессе и обществе. Оба президента были готовы (по крайней мере при мне) сменять командующих, которые, как им казалось, не справлялись со своими обязанностями.
Что касается Буша, то в мою бытность министром обороны он часто расходился во мнениях со своими старшими военными советниками, в том числе в памятной истории, когда ОКНШ твердил о чрезмерной нагрузке на наши вооруженные силы, а президент требовал как можно настойчивее добиваться успеха в Ираке. Тем не менее Буш никогда (во всяком случае, насколько мне известно) не подвергал сомнению мотивы военачальников и доверял им. Обама уважал старших офицеров и всегда их внимательно выслушивал, но тоже часто не соглашался – и, главное, крайне подозрительно воспринимал все их действия и рекомендации. Буш, казалось, наслаждался обществом старших военачальников; Обама, думается, считал время, проведенное с генералами и адмиралами, неизбежным злом.
В мое пребывание в министерском кресле старшие офицеры изрядно усугубили ту самую напряженность между военными и гражданскими, слишком часто выступая с публичными заявлениями, которые воспринимались обоими президентами как несвоевременные и неуместные и нередко порождали ненужные (а иногда и глупые) политические проблемы дома, ограничивали наши возможности за рубежом и сужали для главнокомандующего пространство для маневра. Буш неоднократно возмущался публичными высказываниями Маллена (по Ираку и Афганистану), Фэллона (по Ирану) и прочих, а Обама неоднократно критиковал Маллена, Петрэуса, Маккристала и остальных военных. При этом конгресс требует, чтобы старшие офицеры на слушаниях «делились своими личными и профессиональными оценками» по обсуждаемым вопросам. Иногда ответы офицеров и вправду выставляли президентов не в лучшем свете, но на моей памяти крайне редко случалось, чтобы кого-то из офицеров в этом укорили. Другое дело, когда они, что называется, изливали душу прессе или позволяли себе лишнее в публичных выступлениях.
Генералы и адмиралы, выступающие публично и раздражающие президента, – тут нет ничего необычного. (На ум сразу приходят Джордж Паттон и Дуглас Макартур
[143]
.) Думаю, откровенность высших военачальников шла и будет идти на пользу стране и обеспечит общественную поддержку нашей армии и ее операциям. Но в последнее время, увы, стало чрезмерно много офицеров, которые высказываются на публике, принимая неразумные решения о том, что можно и чего нельзя говорить, выбирая неудачное время для интервью или проявляя политическую неразборчивость в СМИ. Это, конечно, не может нравиться президенту.
По каким-то причинам все больше и больше старших офицеров почему-то ищут публичности и выступают с суждениями по сугубо политическим вопросам, даже если те никак не попадают в их компетенцию (не говоря уже об опыте). Кое-кто среди сотрудников Пентагона, похоже, слишком буквально усвоил тезис, что современные военные лидеры должны быть «стратегическими коммуникаторами». Тенденция усугубилась, когда Петрэус за время войны в Ираке обрел статус суперзвезды. Получающая все большее признание теория гласит, что «распространение сообщений» – по телевидению, в интервью и речах, в служебных поездках, на открытых совещаниях и т. д. – является частью обязанностей высшего военного командования. Интересно, что когда Петрэус прибыл в Багдад, чтобы принять командование МССБ, то поправил своего подчиненного, который пожаловался на «проблему стратегической коммуникации». Петрэус тогда сказал: «Нет такой проблемы, есть проблема отсутствия результатов». Что ж, когда под его руководством уровень насилия в Ираке резко снизился, выяснилось, что проблема стратегической коммуникации таки существует.
