Принято считать, что власть к тому же носит сакральный характер в глазах народа, однако с этим можно поспорить, особенно на примерах последнего времени. Классическая русская поговорка «любит царь, да не любит псарь» работает всегда. Какая бы партия ни была у руля, отношение к ней народа всегда будет отношением Рабиновича к советской власти: «Как к родной жене — немножко люблю, немножко боюсь, немножко хочу другую». Поэтому люди всегда будут критиковать, всегда будут считать, что все плохо, потому что начальник не в курсе — а дальше уже можно подставить любой уровень начальства, от директора ДЕЗа или главы райкома в советское время до царя, президента, генсека, кого угодно. Но это все та же вечная вера не в институты, а в людей, которые эти институты возглавляют. Добежать до последней двери, до самого главного начальника — а там, в точности по Маяковскому, бухнуться на колени и, запыхавшись, просить, «чтоб обязательно была звезда».
Вообще, идеальный президент для России — это Дед Мороз. Объяснить его поведение, волю, мотивы невозможно. Он может одарить, может наказать, может потребовать, чтобы ты прочитал стишок, встав на табуреточку. И ты встаешь на табуреточку и, глупо улыбаясь, обязательно о чем-нибудь просишь. И весь ужас в том, что люди, которые вроде и не собирались ни о чем просить, внезапно начинают судорожно подбирать варианты.
Накануне выборов 2012 года, во время прямой линии с народом Владимир Путин, отвечая на какой-то вопрос, сказал, что в России сложился «режим Путина». Такой ответ опять-таки замечательно укладывается в концепцию вождистской системы власти — действительно, сложился персональный «режим», хотя есть и разнообразные другие факторы, влияющие на ситуацию. Одновременно это подразумевает отсутствие системного долгосрочного прогноза, не связанного с личным пониманием ситуации. А ведь всегда нужен «адвокат дьявола», кто-то, кто выступает против.
Путин — спортсмен по духу, он смолоду занимался единоборствами, и по большому счету должен понимать, что спортсмену необходим тренер, который его ругает. Нельзя, чтобы тренер, помощник или массажист постоянно хвалил чемпиона: «Какой ты молодец, ты достиг всего, опять ты сделал все замечательно». Это прямая дорога к проигрышу. Обязательно должен быть кто-то, кто будет его регулярно ругать: «Здесь ты работал не в полную силу, здесь ты недотянул, а вот здесь в принципе нормально, но можно было постараться сделать лучше».
Системный порок российской элиты в том, что она не имеет собственного мнения. В Америке, если ты чиновник — ты, разумеется, поддерживаешь президента. Но огромная часть американского истеблишмента постоянно критикует Барака Обаму: «Ты неправ, ты слабый, ты неправильно сделал то или это». Что делает российская элита? Она пытается быть святее Путина. Российская элита говорит: «Национал-предатели? Сейчас составим списки, всех поймаем. Крым? Нельзя останавливаться! Танки, срочно танки, и сапог в Индийский океан. Что сказал этот человек? Да он скрытый атлантист! С такими надо бороться! Путин называет себя президентом? Да разве он президент? Он венценосец!» Это постоянные страстные попытки зализать, к которым сам Путин относится в высшей степени неприязненно. Надо отдать ему должное — он моментально пресекает славословия в свой адрес. Любая публичная попытка построить культ Путина воспринимается им негативно.
В то же время Путину присуща своего рода «болезнь разведчика». Ему кажется, что кто-то может попытаться им манипулировать. Когда появляется человек, высказывающий свою точку зрения, Путин всегда думает — заплатили ему или нет, есть ли коммерческий или какой-то еще интерес. И значительная часть российской элиты, забегая дорогу самому Путину, торопится сообщить: «Владимир Владимирович, не обращайте внимания, это все проплачено, это или западные пропагандисты, или внутренние предатели, олигархи, пятая колонна. Они возражают не потому, что несогласны — они на самом деле согласны, они тоже так считают, просто им заплатили».
В результате, перед тем как тебя выслушать, Путин начинает гадать, кому это выгодно и стоит ли тебя вообще слушать. А это очень сильно мешает реальной интеллектуальной дискуссии. Кроме того, Путину всегда кажется, что есть простые ответы. Но в интеллектуальных сферах простые ответы редко являются правильными.
Обоснованная конструктивная критика нужна любому человеку, а лидеру в особенности. Как только ему со всех сторон начинают рассказывать о его величии — дела гарантированно пойдут не так. Иными словами, самая большая опасность лидерских режимов в том, что наличие «адвоката дьявола» не подразумевается. Путину как лидеру оппозиция не нужна — но, опять-таки как лидеру, она ему необходима. Этот парадокс характерен для всей российской политической истории, и еще ни разу он не был решен.
Кто-то из русских императоров — возможно, тот же Николай I, — когда его спросили, кто в Российской империи самый влиятельный чиновник, ответил: «Только тот, кто говорит со мной, и только в тот момент, пока он со мной говорит». Вот и все влияние. И как в таких условиях может вырасти оппозиция?
В России после Петра I во главе церкви встал царь, поэтому любой человек, выступающий против царя, обвинялся еще и в богохульстве. Собственно, еще Иван Грозный говорил, что всякая власть от Бога. И наоборот, Лев Толстой, выступавший за реформирование церкви, обвинялся в государственном преступлении. Иными словами, нельзя было быть «за царя и против церкви», как и «за церковь и против царя», — ты неизбежно попадал в эти тиски. Отсюда и отношение к инакомыслящим в России — ты либо государственный преступник, либо сумасшедший.
Однако в чем основная проблема сегодняшней оппозиции? Она выступает только «против» кого-то или чего-то, а не «за». Ей надо бы выступать за народ, но проблема в том, что у нас — оппозиция «Жан-Жака», она не слышит народ, не понимает его чаяний, не является его составной частью. И чтобы выдвинуть нового лидера, ей надо прежде всего понять, какой лидер сейчас востребован.
Не случайно, если мы посмотрим на имеющихся оппозиционных лидеров, то заметим, что все они строят свой образ на антитезе Путину. Раз Путин невысок, то его оппонент должен быть большого роста. Но по сути это политтехнологические лидеры, а не народные. Нельзя войти дважды в одну реку. Путин попытался это сделать, создав себе преемника — Медведева. И нельзя, как мы уже говорили, назвать эту попытку успешной.
Политический опыт Путина по большому счету ограничен — он знает, как он сам пришел к власти, поэтому считает назначение преемника при уходящем в отставку президенте эффективным методом. И в глазах Путина Медведев был достаточно успешен — на тот момент он показал себя весьма эффективным менеджером по сравнению с другими конкурентами. Как говорили люди из правительства, когда надо было решить проблему, Медведев ее решал, а Сергей Иванов собирал совещание о разработке метода решения проблемы.
Вероятно, Путин и сейчас относится к Медведеву как к наиболее доверенному человеку — тот по крайней мере выполнил все условия и передал власть обратно. Но очевидное желание Медведева вернуться во власть может сильно ударить по его реальной политической карьере, поэтому для него было бы гораздо выгоднее сконцентрироваться непосредственно на своих премьерских обязанностях. Реальные успехи на посту премьера значат гораздо больше для дальнейшей политической карьеры, чем любые разговоры на эту тему.
