А память обо мне уступит (хотя самонадеянно полагаю, что не сразу) место иным впечатлениям.
Восприятие людей всегда дискретно, отрывочно и фрагментарно. Оно разбито на картинки встреч — очных ставок, и мы лишь додумываем остальное, базируясь на полученной из разных источников информации. Насколько мы точны в собственных представлениях, ответить несложно. Давным-давно, катая в коляске свою совсем еще маленькую дочь, я замечал, как она, играя своей игрушкой, иногда вытягивала ручку и оставляла плюшевого зайчика за пределами коляски. Ушастый падал на землю, я делал шаг и подбирал его. Через некоторое время дочка вспоминала о любимце и опускала руку точно в то место, где по ее мнению должен был бы находиться зайчик. Его там, конечно же, не было. Прежде чем она успевала огорчиться, я возвращал игрушку на место, и дочка не замечала своей оплошности. Зато зайчик был уже совсем другим, пережившим падение на землю, ужас от расставания с хозяйкой, возвращение надежды и счастье от воссоединения.
Если переживания зайчика для вас не важны, вы не заметите изменений в его состоянии — тайная жизнь игрушки ускользнет от вас. При каждой встрече ваши знакомые будут казаться такими же, какими вы их оставили. Возможно, физические изменения бросятся вам в глаза, но перемены в душевном состоянии друзей могут пройти мимо. Такие вещи нередко происходят в каждой семье. Как часто родители не имеют ни малейшего представления о происходящем с их детьми? Вроде бы те находятся все время рядом, но разве они наблюдают?
Из каждой командировки мои ребята возвращались измененными, и меня они находили совсем иным. Я все так же слушал их отчеты, формально оставаясь прежним, но не мог не удивляться метаморфозам, происходящим с нами. Мы менялись. Нет, мы не отдалялись друг от друга, не грубели и не выгорали от непосильной работы. Даже наше взаиморасположение в Данииловой иерархии не претерпевало никаких изменений, просто жизнь давала нам опыт несовместных переживаний, которые вносили все новые и новые краски в портреты наших личностей.
Пришло время, и я волевым усилием приказал себе прекратить отслеживать происходящее в Китае. Это было непросто, но психика моя могла не выдержать картин Иоанновых предсказаний, явленных наяву, поэтому я трусливо спрятался в повседневную работу. К счастью, Даниил очень вовремя приказал нам начать готовиться к коронации парей-пророков. Я перестал рассуждать категориями «морально» и «аморально» — кто я, чтобы осуждать его? Если должны погибнуть миллиарды, то так тому и быть. Они сами это заслужили, а то, что происходит сейчас там, вдалеке, — никакие не пытки, а проявление Божественного милосердия — предоставленный шанс на спасение. И не надо устраивать мне сопливых сцен и завываний. Не надо спрашивать, почему бы нам не выйти и не объяснить все несчастным китайцам или сразу — легко и без мучений, просто и незатейливо лишить всех грешников жизни. Не надо. И главное, не стоит задавать мне этот страшный вопрос — ГДЕ ЗДЕСЬ ЛЮБОВЬ?
Я стал действовать как обычный чиновник, период романтического служения безвозвратно прошел. Даже умение творить чудеса перестало приносить мне радость. Безразличие — вот, пожалуй, самое точное определение моего теперешнего состояния. Поблекли краски жизни, ушло солнце, небо затянуло тучами. Даже если на улице было светло и солнечно, все вокруг меня подергивалось серой безжизненной дымкой. Что поделать — меня обложили обязательствами, но забрали удовольствия. Даже семейная жизнь начала приедаться, потому что, несмотря на все усилия, нам с Эльгой никак не удавалось зачать ребеночка.
Она страшно переживала, винила во всем себя и постоянно ходила по докторам. Я не удерживал ее. Поначалу сама идея о продолжении рода и появлении потомства казалась мне кощунственной — Конец света на носу, да и мой статус не очень сочетался с семейной жизнью, однако, как говорится, ночная кукушка дневную перекукует. Эльге казалось, что я не хочу от нее детей совсем по другим причинам, что, бесспорно, унижало ее. Конечно, от других жен — пожалуйста, а она так, не пойми что. Военно-полевая жена времен Страшного суда. Только внимание к нашим жилищным условиям со стороны светских властей немного успокаивало ее.
После того как я увидел Даниила, пошло любезничающего с рыжей официанткой, я перестал терзать себя сомнениями по поводу моих отношений с Эльгой. Билл, между прочим, давно был женат, так что формальных поводов скрывать мою романтическую привязанность уже не было. Мы перестали прятаться от папарацци, что и так уже давно было излишним: после моей более чем впечатляющей беседы с прессой ни у кого из журналистов даже мысли не возникало тиснуть о нас статейку.
Эльга, как женщина мудрая и любимая, конечно, не могла не понимать, что какой бы я ни был апостол, а все равно — мужик. А значит, в постели из меня можно веревки вить. Все шло по плану. В ответственные моменты я дышал правильно и процесс завершал в строгом соответствии с традицией, но результата все равно не было. После сотни бесплодных попыток моя бедная девочка специально сходила к самому авторитетному в Москве врачу только для того, чтобы услышать, что никаких проблем по женской линии у нее не наблюдается.
В итоге у нас состоялся крайне неприятный разговор, после которого наши отношения не то чтобы ухудшились, но навсегда потеряли одно из прежних своих измерений.
ГЛАВА 33
В тот вечер я явился домой не в лучшем расположении духа.
Илья с Табризом как раз вернулись из крайне тяжелой командировки в Екатеринбург — на этот раз там дело попахивало не простой ересью, а мощным духом наркотиков. Ряд бывших депутатов Государственной думы, вспомнив свое дополитическое прошлое, решили помочь гражданам еще до наступления Страшного суда обрести рай. Сделали они это в своей привычной манере — райские кущи предлагались людям по доступной цене. Для достижения желаемого эффекта преступники стали использовать какую-то невиданную доселе синтетическую дурь. Эффект от ее употребления был таков, что иногда целые районы месяцами не выходили из наркотического угара. Когда у несчастных, подсевших на крючок, кончались последние средства на покупку очередной дозы, они были весьма недалеки от обещаний драгдилеров — физическое истощение действительно вплотную приближало их к смерти. С одной стороны, чего нам наркоманов жалеть? Их место в Аду, как Рай ни приближай — результат будет тем же. Но с другой стороны, если разобраться, — непорядок. Самосуд. Интересно, что, когда мои хлопцы оказались на месте, главари Сибирского наркокартеля уже были обезврежены и даже испепелены. По словам очевидцев, над ними поработал один не по возрасту накачанный старик. Описания однозначно указывали на Еноха. В общем, новости были не из приятных.
Анализируя всю эту тягостную информацию, я пришел домой, где и попал под жесткий артобстрел со стороны Эльги. Наезд начался довольно обыденно: друзья, подруги, никуда не ходим, никого не видим. Даже Сашку с Яной, ребят, которые нас познакомили, уже и не вспомним, когда видели в последний раз. И сколько это все будет продолжаться. И я тебе вообще никто. И брак ты со мной регистрировать не собираешься. И детей от меня иметь не хочешь…
Я мужественно молчал. Возражать в такие моменты бессмысленно, будь ты хоть трижды апостол Советского Союза, и поток ее сознания никак не иссякал. Пока Эльга забрасывала меня всеми мыслимыми и немыслимыми обвинениями, я вдруг снова задумался о том, что давно уже не видел на улице беременных женщин. Эльга продолжала верещать, но для меня ее истерика звучала отдаленным фоном. Не мешая ей изливать негативные эмоции, я мысленно связался с Табризом.
