— Я готов.
— Приветствую вас, Владимир Рудольфович. — Голос звучал тихо, но уверенно. — Мы наслышаны о ваших
путешествиях и очень хотели бы с вами встретиться.
— Кто «мы»?
После паузы последовал ответ:
— Для начала давайте скажем так — я. А в зависимости от развития ситуации, может быть, нам придется встретиться и с руководством страны. — Небольшой вздох, потом очередная пауза, и, так как я не прервал ее радостными возгласами согласия, Волошин договорил: — Я имею в виду президента.
— Звучит неожиданно... Такая честь для простого российского журналиста...
— При этом, заметьте, в формате дружеской беседы, без согласования вопросов с пресс-службой.
— Я могу подумать?
— Можете. Вас заберут в гостинице через два часа сорок минут. Об остальном не беспокойтесь. С нетерпением жду личной встречи. Всего вам самого доброго.
— Спасибо, до встречи.
Я положил трубку, выдохнул и опустился под воду. Вынырнув, принялся в срочном темпе намыливать себя без свойственной этой процедуре мечтательности. Намылил голову и, теребя волосы, поймал себя на том, что думаю о Данииле.
Он ведь знал, все знал — и про звонок, и про необходимость поездки в Москву. Ну почему не сказать по-простому? К чему эти семитские штучки — прости Господи, от семита и слышишь! Я что, меньше буду верить, если мне правду рубить прямо в глаза? А то все экивоками, мол, НЕ ГОВОРИ ДОЛГО ПО ТЕЛЕФОНУ... Дальше, Владимир Рудольфович, извольте сами домысливать.
Я был готов пыхтеть еще некоторое время, но услышал голос Даниила: «Спускайся в ресторан, орехами и ворчанием сыт не будешь».
Назло всем я не стал вытираться наспех, а еще и высушил голову феном.
Не торопясь оделся.
Ужаснулся себе в зеркале.
И лишь затем отправился в ресторацию.
Глава двадцать первая
Несмотря на небольшие размеры гостиницы, ресторан оказался почти полон. В зале царило роскошное движение, создающее глубокий низкий гул хорошо отлаженной машины, каждый агрегат которой находится в гармонии с соседями и прекрасно знает, чего от него ждут. Официанты двигались уверенно и незаметно, материализуясь практически из воздуха. Присутствие кухни читалось лишь по появлению из ниоткуда блюд. Всем великолепием заправлял мэтр, чья улыбка могла затмить северное сияние.
— Синьор Владимир, какая честь! Ваши друзья в нетерпении! Надеюсь, у вас был прекрасный день. — Он продолжал речь, сопровождая меня к угловому столику, отделенному от основного зала подиумом и аркадой, декорированной вьющимися вечнозелеными растениями, названия которых мне неизвестны. Признаюсь, ген Мичурина — не из моего набора. Элегантно отодвинув кресло и усадив меня, мэтр бросил дежурную фразу: — Могу ли я вам предложить аперитив?
Я посмотрел на стол и увидел, что Даниил и Билл уже заказали красное вино.
— Если только воды с газом — без газа у меня течет из крана дома, — неудачно пошутил я. Потом сказал Даниилу и Биллу: — Простите, что заставил себя ждать.
— Ты уже собрал вещи? — Даниил посмотрел на меня, и мне показалось, что я прочитал легкую усмешку.
Меня буквально подбросило. Я и так завожусь с пол-оборота, как мопед «Верховина», а тут сказалось недосыпание и нервное напряжение... Я чуть не сорвался на крик, не стесняясь ни Билла, ни Божественного присутствия.
— Даниил, что за игры?! Сколько можно ?! Ты нас держишь за слепых котят! И Твои намеки — совершенно хамское тыканье нас мордой в наше небожественное... Я...
Да, я не знаю, что случится в следующие полчаса, и да, может быть, Аннушка пролила масло, но Ты-то что не скажешь прямым текстом?! Нам уже ничего не надо доказывать, мы в Тебя верим безусловно и жизнь свою готовы за Тебя положить... Так нельзя ли попроще, в самом деле?
Эта мысль, может быть, Тебя удивит, но мы тут тоже не пальцем деланные и в своих областях преуспели — Билл, конечно, поболее, но вот в блатных песнях он ни звука. Но сейчас не об этом речь...
Зачем? Почему просто не щелкнуть пальцами, произнести заклинание — скажем, эники-беники, бумки-бурумки, — и все верят, все правильные, все сразу все осознали и поползли на коленях в сторону Иерусалима... Вид сверху такой картины впечатлил бы. Муравьи, возвращающиеся в муравейник, сиречь в Иерусалим. Братская любовь и покаяние гарантированы.
И чтобы не нарушать принципа свободы выбора, пожалуйста, давай предоставим выбор. Пусть ползут как хотят, хоть на карачках, хоть по-пластунски, хоть по часовой стрелке, хоть против, земля ведь круглая, с этим же никто не спорит... Твоя хваленая свобода выбора ничем не отличается от моей. Как вся свобода индивидуального человеческого выбора ограничивается смертью, так и свобода всего человечества — Твоим пришествием.
Все, тема закрыта, всем спасибо, никому не надо дергаться, свершилось — Спаситель уже здесь, не надо толпиться в очереди, конец света никто не прозевает! Сейчас удобненько поставим двенадцать стульчиков под Твоим престолом и начнем судить. Праведники налево, остальные, извините, до соответствующих директив — в чистилище...
Ну бред это! Сколько времени отведено на судебную процедуру? Лет пять тысяч с хвостиком? Народу-то народилось... Да и нагрешили немало... Пока всех заслушаешь... А что будем делать с теми, кто не из двенадцати колен? По жребию судить или оптом в чистилище — мол, не от тех родились?..
Я почувствовал, что перегибаю палку и приготовился превратиться в горстку пепла. Когда я поднял глаза, Даниил продолжал смотреть чуть иронично, но не зло. А Билл уставился в пустоту, будто увидел левые окна, установленные в ресторанном компьютере. Он ужасно напоминал постаревшего и располневшего Гарри Поттера. Нет, никакой ты не волшебник, просто очень богатый и не очень обаятельный недоучившийся сукин сын, беззлобно констатировал я.
— Браво, вы как сговорились! Билл тут, хотя и не столь остроумно («Спасибо», — подумал я), выражал схожие претензии. Тебя огорчает поездка в Москву и робость от предстоящей встречи с твоим президентом. Да, конечно, встреча состоится. А Билла вывел из равновесия звонок от Симона и последовавший за этим разговор с внезапно заартачившимся Тедом Тернером. Примерно в то же время, что ты полетишь в Москву, Билл опять отправится в Атланту.
Причина вашего раздражения понятна. Вы впервые не на первых ролях. Вы привыкли манипулировать в том или ином виде многими. Или, цитируя тебя, Владимир, Билл, конечно, поболее... Теперь вы не принадлежите себе. Смириться с тем, что Божественная воля не просто существует, а воплощена в человеческом образе (и этот образ — не вы), тяжело, особенно принимая во внимание ваше гиперэго.
Если угодно — это ваше испытание и служение. Как алмазы, вы нуждаетесь в скрупулезной и долгой обработке, прежде чем засверкаете всеми гранями, превратясь в бриллианты. Вот и человечество должно пройти долгий путь самосовершенствования, набивая шишки и теряя многих, накапливая общий духовный
