Не умею вскрывать здоровые заклеенные хранилища бумажных листков. Не получается поддевать ногтем соответствующую полоску или особо хитрым образом вжикать чем-нибудь твердым по краю конверта, предварительно плотно прижав его к плоской поверхности...
Признаюсь — и в супермаркетах не могу разобраться с пластиковыми пакетиками. Весь магазин стекается смотреть шоу одинокого идиота, дующего, мнущего, теребящего пластиковые ловушки со всех сторон. Должно быть, не хватает гена, отвечающего за подобные действия. И среди пластиковых пакетиков я известен как Вовка Потрошитель. Если бы Эльга увидела меня за такими упражнениями до нашей ночи, боюсь, у меня не осталось бы шансов с ней познакомиться.
Да и шнурки я завязываю... Но этой тайной я поделюсь не сейчас...
Итак. Намучавшись с конвертом, я невероятным образом заставил-таки его разжать уголок губ. Моментально погрузил палец в образовавшуюся щель и не без злорадства разухабисто завершил дело.
Внутри оказалась распечатка имейла от Билла.
«Дорогой Владимир, рад, что ты прекрасно проводишь время. У нас назначена аудиенция у Теда Тернера в его лондонском офисе в три утра, постарайся не опаздывать. Если вдруг захочешь воспользоваться корпоративным самолетом, он будет ждать тебя с 13.00 по Москве в „Шереметьево“. Контактный телефон ответственного за перелет 7772352, Вагиз. И подходи к своему телефону.
С братской любовью,
Билл».
Делать нечего. Я включил звонок.
Эльга была права, ей предстоит ждать. Только ждать чего? Ответа нет. Некоторые ждали, ждали, следом ходили... И в награду получили возможность снять с креста, омыть и оплакать. Правда, им же досталась честь и обнаружить пустую пещеру. Но у апостолов вознесение в списке подвигов не обозначено. Так что моим поклонницам на пустую пещерку рассчитывать не приходится. Это, конечно, в случае неудачного сценария, скажем так, экстраполяции по прецеденту. А если верить Даниилу, то все будет в полном порядке. Только детали этого порядка мне неведомы.
— Эльга, мне надо лететь в Лондон.
— Сейчас?
— Да, встреча сегодня вечером, точнее, ночью.
— Когда вернешься?
— Не знаю. Совсем. Но к телефону подходить буду.
— Прости, с языка сорвалось. Дурацкий вопрос. Конечно не знаешь. Я буду ждать звонка, запиши мой номер — 2349867.
Пора. Дорога долгая, утро длинное, и сборы надо начинать с душа.
Побрился, расфуфырился, приоделся. Красавец. Надежда России готова к выполнению исторической миссии. Точнее, готов, но уж тогда не надежда, а надежд.
Не умею прощаться. Никогда не умел. Хочется сказать что-то очень важное, чтобы оставить о себе память на века. Но если не сумел до этого, то почему решил, что справишься напоследок? Чушь, наследие дурных романов и старых советских фильмов.
— Присядем на дорожку.
— Давай.
Закрыли глаза. Помолчали.
— С ключами разберешься?
— Разберусь.
Дверь, лифт, прихожая, улица.
Глава тридцать первая
Попал...
Очередь страждущих, образовавшаяся после Сашкиных вербальных ляпов, никуда не делась. Она прибывала и грозила осложнениями в перемещении транспортных средств, следующих по Чистому переулку в обоих направлениях. Вот молодец, хорошо сказал, могу устраиваться в пресс-службу ГАИ.
Увидев меня, граждане прекратили воркование и насторожились. Я остановился, многие лица показались знакомыми. Чему удивляться, московская публика тусуется в одних местах.
— Ну-с, — практически как доктор Чехов начал я, — чем могу помочь?
Первый стоявший в очереди, толстяк, откашлялся и виновато посмотрел на меня:
— Может быть, мы где-нибудь побеседуем? Я ответил и ему, и всем:
— У меня кабинета нет, я ведь частной практикой не занимаюсь. Давайте поднимемся вверх по Пречистенке. В скверике у ресторана я присяду на лавочку, а вы будете по очереди подсаживаться. Должен сразу извиниться — времени немного.
Во главе небольшой демонстрации я устремился вверх, чувствуя себя Данко. Но в вытянутой руке у меня было не собственное сердце, а зажатый мобильник, который, воспользовавшись случаем, принялся надрывно звенеть.
— Да.
— Владимир, здравствуйте, это Коля Пивненко. У нас через минуту прямое включение, расскажите о пашем визите к президенту, а то сегодня это во всех газетах. Наша звезда, и на родном радио об этом не сказать было бы неправильно. Так что давайте хоть по телефону.
— Готов.
— Вы в эфире.
— Здравствуйте, дорогие радиослушатели. Вчера состоялась моя встреча с президентом Российской Федерации, в ходе которой мы доверительно говорили на многие темы, касающиеся внутренней политики и планов развития страны. Встреча инициирована президентом и продолжалась около двух часов. Специально для «Серебряного дождя» Владимир Соловьев.
Я решил, что не надо цитировать президента, особенно в той части, где речь шла о спасении России. Не всем может понравиться упование на чудо как вектор государственной политики.
Пришли. Скверик, расчищенные дорожки, пара скамеечек, изумленные лица охранников ближайшего ресторана. Нечасто им приходится наблюдать толпу, в параллель с которой движется эскорт машин с флажками на номерах. Поинтересоваться, что происходит, ни у кого из них желания не оказалось.
Толстяк протянул газету. Поблагодарив, я уселся на нее и приготовился слушать.
— Излагайте.
— Мне надо похудеть.
— Зачем?
— Ну это очень личное. Я полюбил одну женщину, она ждет от меня ребенка. Я с таким весом не жилец, а мне вдруг страшно захотелось увидеть, как ребенок будет расти! Надеюсь, вы меня понимаете?
— Понимаю. А почему именно я? Есть диеты, лекарства, клиники...
— Я перепробовал все. Могу сам написать книгу. Ничего не помогает.
Я задумался и затих. Мне было жалко толстяка, но в то же время я четко осознал, что помочь всем вокруг не смогу. Единой мыслью не обойдешься. Не хватает какого-то непреложного условия. Давайте посчитаем...
Думать необходимо в высшей степени конкретно. Попытаться увидеть или почувствовать человека, которому хочешь помочь, проникнуться им — это требует времени. Ну, скажем, минуту на человека. С учетом входа-выхода, скажем, две. Умножаем пять миллиардов на две минуты, получаем десять миллиардов минут. Ну, не будем выходить за рамки собственной юрисдикции и займемся только Россией. Сто пятьдесят миллионов — да на две минуты... Триста миллионов минут, или пять миллионов часов, или двести восемь тысяч триста тридцать три и тридцать три сотых дня, или почти пятьсот семьдесят один год. И ведь при этом россияне будут размножаться. Конечно, естественная убыль населения...
