Очень любопытно рассмотреть некоторые части дела ЮКОСа. Например, как известно, Ходорковскому неоднократно предлагали уехать, но он не понимал этих намеков. А вот Невзлин намек понял, моментально уехал с деньгами и по-прежнему рассказывает, как все плохо, но уже в Израиле. Или, например, человек, который не уехал, — Василий Шахновский, орденоносец. Некоторое время он находился под следствием, тихо и незаметно дал все требуемые от него показания и очень быстро оказался на свободе, еще и деньги сберег. Но дальше уже нигде не светился, не появлялся, правда, некоторое время назад его можно было встретить в московских ресторанах, но потом он просто растворился.
Я хочу подчеркнуть еще один момент: как орали средства массовой информации, в первую очередь «демократические», о том, какой творится ужас! Настоящая истерика развернулась, в том числе и на телевизионных каналах, радиостанциях. Все это в очередной раз показало Путину (особенно учитывая, что он достоверно знал, кто и сколько за это получает) всю никчемность журналистики 1990-х годов, всю ее ангажированность и продажность. И до этого у Президента было ощущение, что вся журналистика продажная, — в частности, после избирательной кампании, когда он видел технологии в действии благодаря Березовскому и Доренко. А реакция СМИ на дело ЮКОСа вызывала у него откровенную ироничную улыбку. Потому что он видел в этом не позицию, а отработку гонораров.
Мы сидели у правозащитников, и господин Рошаль задал вопрос: если Ходорковский сделал что-то такое, хотелось бы об этом знать. И было заявлено: почему Президент не снимет трубку и не потребует у Генерального прокурора или у судей освобождения Ходорковского? На что Путин ответил: «Как вы себе это представляете? Мы, вообще, в какой стране живем и о чем говорим? Как я могу это сделать? Если мы живем в демократической стране, то я изначально не имею права это сделать. Это абсолютно неприемлемый вариант. Есть суд, и, пожалуйста, пусть суд решит». Еще раз повторю: эта искренняя вера Путина в объективность суда у людей, знающих, как в России работает судебная система, вызывает только грустную и ироничную улыбку.
Вот что я думаю по поводу дела ЮКОСа. Но то, что вокруг ЮКОСа море крови, к сожалению, правда, от которой никуда не деться.
Многие задавали вопрос: почему только ЮКОС? Почему не остальные? Ответ понятный — потому что ЮКОС был одной из самых прозрачных, но самой политически ангажированной компанией, которая решала свои задачи.
ЮКОС можно сравнить с кланом дона Корлеоне. Может быть, это был не самый страшный клан, но зато самый политизированный. Кстати, большое заблуждение — думать о демократах «первой волны», об олигархах, что они демократы по своим воззрениям. Это вранье. Конечно, по своему прошлому они комсомольцы, а по воззрениям очень далеки от демократии. Мало того, они всегда тяготели к КГБ-шникам. Забавно смотреть, какие высокие КГБ-шные чины работали на больших должностях в ЮКОСе. По внешнему виду и по возрасту руководители ЮКОСа должны были придерживаться демократических убеждений, но, как правило, такого рода бизнес требует совсем иного подхода. По своей природе он скорее близок к тирании, к диктатуре. По крайней мере, многие сотрудники ЮКОСа рассказывают о настоящих зверствах, которые чинили службы собственной безопасности компании. Но демократически настроенная пресса предпочитает об этом не писать.
Патриоты и коррупционеры: кто есть кто
Путин — патриот. Не в квасном смысле этого слова, а в истинном. И очень остро чувствует свою ответственность за страну. Я поэтому думаю, что главный вопрос, который перед ним стоял, — как побороть олигархов. Отсюда и пошла сама модель государственного капитализма, когда было понятно, каким образом использовать прокуратуру, судебные инстанции, МВД; каким образом перехватить крупный объект у олигархов, — но не совсем ясно, как им управлять. Расставить преданных комиссаров? Конечно, идея соблазнительная. И рано или поздно ее надо было воплощать. Яркий пример такого рода комиссаров — государственные чиновники, прикомандированные в том или ином виде к крупным корпорациям. И вот здесь возникла проблема. Пришлые комиссары оказались слабыми управленцами. Конечно, существуют исключения, например, ситуация с «Газпромом» и Дмитрием Медведевым, когда члены совета директоров действительно занимаются исключительно своей консультационной работой, но не лезут в ежедневное оперативное управление. Однако зачастую назначенцы вдруг начинают слишком серьезно относиться к этой работе, уже не только наблюдая, но и перехватывая управленческую инициативу.
Но ведь они находятся не в гордом одиночестве. В тех секторах рынка, где действует подвластная им компания, есть и профессиональные управленцы. И эти профессионалы оказывают колоссальное давление, создавая конкурентную среду. При этом они хорошо образованны именно в вопросах экономики. Они сознают, какие рыночные ходы надо предпринять, и при прочих равных условиях 24 часа в сутки занимаются только тем, что управляют своими компаниями. Государственный чиновник не может себе этого позволить. У него еще есть его основная работа. Поэтому управление крупными государственными активами для него если не хобби, то по крайней мере не основное занятие. А потом, что значит управление государственными активами? Это же колоссальные деньги! Ведь не случайно постоянно идет борьба — кто получит право поставлять одежду, трубы, буровые вышки? Кому это доверить? Сотни, если не тысячи компаний-подрядчиков вьются вокруг таких гигантов, живут с невероятных денег, затраченных этими великанами. Ну неужели это можно доверить каким-то неизвестным людям?
То есть уже никто не говорит о тендерах — конечно, мы в России давно научились обходить любые тендеры. Никто не говорит о том, чтобы не доверять родному человечку. Конечно, это должны быть приближенные к компании. Поэтому такое количество новых миллионеров появилось за счет дружбы с государственными чиновниками, которые поставлены руководить крупнейшими корпорациями. Но тут возникает следующая проблема. Неэффективно управляющий чиновник, чуть более дорого, чем на самом деле это стоит, закупающий все вокруг, раз за разом делает компанию чуть менее эффективной. Особенно плохо это выглядит на фоне находящихся рядом мощных конкурентных структур, которые ориентируются только на бизнес-решения. А чем можно компенсировать нехватку управленческого потенциала? Только одним — мощным административным ресурсом. Тем более что в условиях достаточно размытого законодательства этот ресурс использовать несложно. И вот мы наблюдаем нефтяные войны, когда идет борьба не только за ЮКОС, но и за его остатки; за активы Гуцериева и «Русснефти»; за разнообразные месторождения, которые государственным компаниям кажутся более привлекательными, и потому их решено отобрать у частных компаний, даже если раньше они их получили на совершенно законном основании.
При этом как государство может использовать свой ресурс? Очевидным образом — натравить разнообразные агентства, дабы обвинить компании в неправильном недроиспользовании и, оказав давление на судебные инстанции через систему референтов, узаконить более чем странный наезд. Посмотрите на борьбу за месторождения на Севере, где государственные компании, не заявляя напрямую о своем интересе, пытаются отозвать у частной компании лицензию, используя для этого ведомства, агентства и посылая Олега Митволя на спецзадание. Хотя после этого все суды были проиграны, да и сам Олег хорошо понимал высшую степень условности такого рода решений.
