Мы отправляли контейнерами и были счастливы, нас не пугали проблемы, а раззадоривали, пока не пришло сообщение из Америки, что семьдесят процентов приборов выходят из строя из-за проблем с зеленоградскими шаговыми двигателями.
Все хохмочки про феноменальное качество советских комплектующих для военной промышленности оказались чушью. Качество описывалось одним словом – отстой.
Мы нашли поставщика на Тайване, надежного, с хорошим качеством и ценой, процентов на сорок дешевле, учитывая доставку.
В конечном итоге, перебрав немалое количество военных предприятий, поняли, что проще работать с иностранными партнерами.
Я был уверен, что мы на правильном пути, ребята хорошо зарабатывали, мы показывали наши изделия на десяти основных мировых выставках ежегодно и уже привыкли к перелетам и гостиницам, конкурировать с западниками нам нравилось.
Бандитов мы не боялись, с СЭС научились разговаривать, пожарным вовремя помогали проводить их спартакиады, но мы не учли, что, продавая товар за границу, мы посягнули на святое. Ведь теперь уже не я государству, а оно мне было должно вернуть НДС.
И к нам пришла инспекция. Меня это не испугало, а скорее развеселило, однако смеялся я недолго. Приговор был таким, что правительство Нидерландов поспешило бы объявить себя банкротом. Я не торопился. Налоговые граждане не дружили с арифметикой, ничего не понимали в структурах затрат и пытались найти нарушения там, где их не было.
Будучи кандидатом экономических наук, я наивно полагал, что наша позиция, довольно логично изложенная, будет услышана. Я ошибся. Сборище тупых уродов, нашедших счеты, сделало бы меньше ошибок, чем эти высокообрпзованные господа-инспекторы, и поняли бы наши доводы скорее.
Через полгода войны я понял, что мне все равно ничего не дадут сделать, я для чиновника враг, и страшный, меня надо давить, и работать в России я не должен.
Бизнес – это зло. Не буду врать, я при желании не мог платить налоги, хотя мы очень старались, но выяснить, в этот раз мы без штрафа или нет, можно было только побывав у инспектора, поскольку он сам трактовал закон да служебные инструкции, как ему бес в уши надул.
Еще и аренда стала расти безо всякой причины, как сумасшедшая, да и вся прочая камарилья зачастила за деньгами, и я понял – все, двадцать процентов своего времени я занимаюсь бизнесом, а все остальное время отбиваюсь от наездов. Мое терпение лопнуло, и я перенес производство в Филиппины, где за стоимость годовой аренды я построил цех такого же размера, как в Москве. Так как мы взяли в аренду землю на 25 лет в промышленной зоне, то государство нам предоставило льготы по налогам, которые к тому же были чрезвычайно прозрачны и просты. Банки мечтали нам дать дешевые деньги в кредит, никаких мздоимцев, бандитов, чиновников и прочей шушеры никогда у нас не появлялось, и, несмотря на аренду домов для российских сотрудников, закупку обрудования, перелеты и все прочее, нам удалось сразу понизить отпускную цену на наши изделия на тридцать процентов. И тут я загрустил. Родному государству мы, скромные производственники, поставляющие изделия за границу, не нужны. Вся болтология Чубайса, Гайдара, Хакамады, Коха показала только одно – мы им не нужны, они про нас ничего не знают, но в России работать вбелую не выгодно. Надо брать левые фирмы и через год их банкротить, а потом открывать следующую, и так до бесконечности. А все разговоры с теми, кто у власти, напрасны.
Чиновники и бандиты оказались едины – они умели делить и отнимать, а меня мама учила, что мужчина должен приумножать и созидать.
Государство нам ясно тогда показало, что мы им не нужны, мы им не интересны, но и мы сделали правильный вывод, что наши чувства взаимны и от них ничего, кроме гадостей и проблем, не придет. С этого момента я понял, что миф о России как о великой производящей стране скоро рухнет, и останется лишь горькая правда о нефтяной вышке и присосавшихся чиновниках, и все другие виды активности только будут обслуживать сырьевые деньги, а производить станут в Азии. Мы тем самым потеряем квалифицированных рабочих, так как стране нужны торговцы и официанты, а не слесари и токари. А кого обслуживать – уже было.
ВАУЧЕР – ПОРОЖДЕНИЕ ЧУБАЙСА
После победы Ельцина над Горбачевым имена тех, кому было хорошо, имели широкую известность, но почему-то их круг ограничивался чиновниками и вмиг обретшими статус кооператоров вчерашними фарцовщиками, которые теперь воспринимались как идеологические бойцы с режимом.
Политическое бурление депутатов Верховного Совета и чиновников было фантастическим. Каждый сам себе партия – причем единственная и истинно демократическая. Точка зрения есть у всех, причем на троих таких точек зрения будет пять и каждый будет с ними не согласен. Формируются коалиции и политические союзы, разрабатываются схемы их деятельности. А вот жизнь обывателей быстро становилась хуже, и это проявлялось во всем: и в сумасшедшем росте цен, и в никчемности денег, подделывать которые не имело смысла, так как не угадаешь, какой будет дизайн через неделю и сколько нулей придется допечатывать; есть было нечего, покупать нечего, смотреть нечего, а крики о коррупции становились все громче. Появились знаменитые чемоданы с компроматом Руцкого – и звенящие от внутреннего праведного гнева голоса тогда еще молоденьких Андрея Макарова и адвоката Якубовского, нашедших очень вовремя таинственные счета самого усатого генерала. При этом как в чемоданах вицепрезидента ничего не оказалось, так и находочка адвокатов оказалась с душком, да и смешно это все сейчас вспоминать. Показанные по телевизору факсимильные сообщения, неясно откуда и о чем, но благодаря пояснениям изобличающие всех и вся.
Сама идея хранения денег за границей казалась тогда преступной и аморальной.
Хотя по здравом рассуждении ничего в этом зазорного нет. Преступным может быть путь получения денег, но где их хранить, уже личное дело каждого. Ха. Конечно, такой подход неприемлем для нас, в массовом сознании советского человека наличие денег – уже преступление, а нахождение их вне страны однозначно изобличает в их хозяине врага. Ведь если у кого-то где-то что-то есть, то он когда-то туда-то и постарается дернуть. Стилистика песни из телесериала "Следствие ведут знатоки".
Вся страна быстро переходила к капитализму, в обиход вошло страшное слово – ВАУЧЕР. Думаю, что многие считали это фамилией. Странные заявления тогда еще молоденького, но уже очень уверенного в себе и абсолютно рыжего Анатолия Чубайса о немыслимых благах, которые этот клочок бумаги несет: две машины «Волга» – так это уж точно. Главное, что поражало в Чубайсе тех времен, это нежелание прислушиваться к чьему-либо мнению и убеждение, что темп оправдывает все. Прошли годы, а Анатолий Борисович не изменился – только пополнел.
Не принималось в расчет отсутствие традиции и понимания законов работы с ценными бумагами, да и непрописанность процедур.
Никаких идей о всей условности оценок стоимости объектов, о невозможности существования рыночной экономики без института частной собственности на землю и без законов, защищающих частную собственность как таковую, о необходимости развития судебной системы не принималось к рассмотрению.
