Сталина возмущала распространенная в чиновничьем аппарате болезнь интеллектуального паразитизма. Однажды он прочитал в журнале «Коммунист» статью на экономические темы. Что-то вызвало его несогласие, и он попросил связаться по телефону с автором. В ответ на критические замечания автор статьи забормотал что-то по поводу того, что он статьи не писал и лишь дал свою подпись под готовым материалом. Тогда раздался звонок главному редактору B. C. Кружкову: «Оказывается, в вашем журнале публикуются статьи за подписью авторов, которые на самом деле этих статей не писали. Это недопустимо»
[334]
.
По свидетельству Ю. Жданова
[335]
, со ссылкой на слова Кружкова, Сталин отвергал конъюнктурное приспособленчество: «В журнале автор выступил с двумя статьями по одному вопросу, но с разными точками зрения. Позицию, конечно, можно пересмотреть, но надо объяснить людям, почему это сделано, исходя из каких новых явлений. В теории не только допустима, но и необходима ортодоксальность как верность принципам. А там, где речь идет о принципах, надо быть неуступчивым и требовательным до последней степени».
Монополизм в науке
Поскольку система организации советской науки была основана не на постоянной конкуренции ученых друг с другом, а на взаимоуважении, науку в СССР подстерегала новая опасность. Как отмечает Иванов
[336]
, в сталинскую эпоху имелись «попытки некоторых ученых использовать идеологическую аргументацию в отстаивании собственных исследовательских интересов и служебных должностей». Назовем вещи своими именами — этой опасностью была монополизация науки крупными учеными. Эта проблема особенно беспокоила Сталина. Она появилась немедленно после победы советской власти. Вот несколько примеров.
По мнению Бабкова
[337]
, научная империя Н. И. Вавилова была грандиозной по числу учреждений и штатам. Возглавив после революции Институт прикладной ботаники, Н. И. Вавилов развел в нем семейственность. Хотя институт носил название прикладной ботаники, а не теоретической ботаники, никаких особо выдающихся достижений в сельском хозяйстве (!) ученые под руководством Н. И. Вавилова так и не продемонстрировали. Об этом в частности говорят рекомендации возглавляемого им института по подъему сельского хозяйства, разработанные в 1930 году и хорошо показывающие бесплодность его работы…
§ 3. Распахать земли в Сибири и Казахстане.
§ 4. Распахать земли на Севере.
§ 6. Рассчитывать на творчество объединенных в колхозы крестьян.
§ 7. Делать все планово…
§ 11. Пастбища развивать планово.
§ 12. Повышение общей культурности дорожного строительства (цитируется Ю. Мухиным
[338]
, который оставил стиль документа без изменений по Известиям ЦК КПСС 1989. Номер 12. С. 116–120)
Пункты 6,7 и 11 имеют особое «научное» значение. А ведь институт истратил огромные средства.
О степени монополизации научных исследований в физиологии в этот период свидетельствуют занимаемые самым влиятельным тогда советским физиологом Л. А. Орбели важнейшие административные должности: всего — ни много ни мало — как 20, и это в возрасте более 60 лет
[339]
.
Другую монополизированную научную систему создал Н. И. Кольцов, который широко использовал личные связи для поддержания финансирования своего института. Финансовую и иную поддержку институту, его структурам, отдельным сотрудникам оказывали: Наркомздрав (через ГИНЗ), Академия наук (через КЕПС), Московский университет (в отношении аспирантов), Наркомпрос, Наркомзем; поддержку оказывал Биомедгиз, издававший журналы и книги ИЭБ, а также ЦЕКУБУ — комиссия по улучшению быта ученых (реликт ленинской эпохи, вытесненной сталинской террористической организацией ВАРНИТСО). Он был профессором в МГУ и заведовал генетическим отделом Комиссии по изучению естественных производительных сил АН СССР.
Вот почему Сталин вел непримиримую борьбу с монополией в науке. Стремление к монополии Сталин критиковал в языкознании у последователей Марра; в монополизме он упрекал и академика Л. А. Орбели. В конечном итоге, первоначально поддержав Т. Д. Лысенко, Сталин в мае 1952 г. дал прямое указание: «Ликвидировать монополию Лысенко в биологической науке. Создать коллегиальный руководящий орган Президиума ВАСХНИЛ. Ввести в состав Президиума противников Лысенко: Цицина и Жебрака». Об этом рассказал Ю. Жданову тогдашний заведующий сельхозотделом ЦК А. И. Козлов
[340]
.
Как бороться с монополией в советской науке?
Одним из способов борьбы с монополизмом в советской науке Сталин считал публичные дискуссии. Идея состояла в том, чтобы низы могли вмешаться и ликвидировать монополию отдельного ученого, как в случае с Вавиловым, Орбели и Несмеяновым. С другой стороны, критический разбор достижений должен был стать важным стимулом для совершенствования. Поэтому с 1947 года по инициативе Сталина в стране развернулась полоса теоретических дискуссий в области самых различных научных дисциплин. Начало было положено дискуссией по книге Г. Ф. Александрова «История западноевропейской философии». Затем были организованы дискуссии по биологии и физиологии, дискуссия в области космогонии и об эволюции звездных систем. Далее следовали дискуссии по языкознанию и политической экономии. Метод публичных дискуссий привлекал внимание не только ученых (причем особенно среднего и низового звена), но также и партийного актива и широких слоев населения
[341]
.
Важные особенности имела и экономическая дискуссия в связи с подготовкой учебника «Политическая экономия» в 1951–1952 гг. Споры Сталина с участниками дискуссии, названными и неназванными (например, академиком Е. Варгой) оставались, в основном, в рамках товарищеской полемики между единомышленниками. Никаких административных мер по отношению к инакомыслящим не предпринималось, за одним исключением. Этим исключением был Л. Ярошенко, который высказал, пожалуй, самый оригинальный взгляд на содержание советской экономической теории и после опубликования замечаний Сталина с прямыми обвинениями в антимарксизме был арестован и осужден.
Итак, истинной причиной научных сессий, состоявшихся после войны, была чрезмерная монополизация мнений и особенно должностей в руках ряда выдающихся ученых. Поэтому дискуссии не были гонениями, а были попыткой ликвидировать монополию на истину и сделать науку демократической (в случае с генетикой можно сказать — хотели как лучше, а получилось как всегда).
