Если же говорить о тех, кто не стесняется в США в выражениях по адресу Буша, то это очень конструктивно — для правых радикалов. Им это на руку. Создается впечатление, что эти люди как бы запрограммированы Карлом Роувом
[28]
, который хочет, чтобы либеральные критики высмеивали Буша, когда он употребляет выражения типа «заниженная недооценка» и разговаривает с якобы техасским акцентом. Иногда мне кажется, что Буш делает грамматические ошибки намеренно (ведь он не говорил так, выступая в Йельском университете), чтобы его высмеивала либеральная публика. Зато потом у него будет повод заявить: «Посмотрите на эту либеральную элиту! Они заправляют миром и сидят тут, попивая французское вино и закусывая его деликатесами. Разве могут они понять нас, простых людей?!» Это значит простых парней: парня, который стоит на сборке у конвейера, и Джорджа Буша, который косит траву на ранчо… Все это — часть его имиджа. Хотите укреплять этот имидж и способствовать успеху ультраправых — вышучивайте его акцент и насмехайтесь над ним всячески. Но подобное пустословие наивно и неконструктивно. Как, впрочем, и любое пустословие.
А вот что действительно важно, так это содержание последней речи Чавеса, которое упорно замалчивается. Будь у меня возможность, я бы провел расширенный поиск упоминаний в прессе, чтобы посмотреть, есть ли какие-либо ссылки на суть его речи. Ведь изложение этой речи в New York Times (точнее, то, что они считают изложением) состоит преимущественно из пересудов и насмешек. И все же в New York Times упомянута одна интересная подробность. Репортер сообщил, что Чавес заслужил «бурные аплодисменты, которые не смолкали так долго, что пришлось вмешаться чиновникам ООН». У серьезного журналиста или политического обозревателя должен был возникнуть вопрос: чем Чавес заслужил такую овацию? Тем, что назвал Джорджа Буша дьяволом? Нет, конечно. Тем, что он выразил точку зрения, пользующуюся широкой поддержкой во всем мире. Фактически, это позиция подавляющего большинства. Взгляды Чавеса называют «спорными», сомнительными. Совсем наоборот: сомнительны — мягко говоря — как раз представления американских масс-медиа и наших политических комментаторов.
А в утверждении Чавеса, что США — одна из самых опасных угроз миру во всем мире, нет ничего спорного. Посмотрите на результаты опросов общественного мнения в Европе: когда людей просят перечислить основные угрозы миру, США обычно возглавляют список, оставляя далеко позади, например, Иран. И если вы не оцениваете весь мир по стандартам New York Times и других СМИ той же направленности, это утверждение Чавеса вас не смутит — в отличие от высказываний о нем в американской прессе. Впрочем, это вполне понятная реакция на речи Чавеса.
Почти в каждой газетной статье о Венесуэле Чавеса называют «никчемным диктатором». Интересно, а по каким критериям он диктатор? Его неоднократно избирали президентом на выборах, которые были признаны свободными и справедливыми. Средства массовой информации Венесуэлы публикуют такие выпады в его адрес, которые практически немыслимы в США. При поддержке основных масс-медиа и администрации Буша в стране произошел военный переворот, и Чавес был ненадолго отстранен от власти. Потом прошла серия референдумов, на которых он одержал убедительную победу, не прибегая, насколько известно, ни к какому давлению. Во всяком случае, эти референдумы отвечали всем международным стандартам. Это вам не Нурсултан Назарбаев из Казахстана, которого так гостеприимно принимают в Белом доме: вот он — настоящий диктатор, к тому же весьма жестокий. Но это считается нормальным. Нет-нет да появится пара-тройка оговорок: Назарбаев, мол, не идеален, да и путь к демократии долог, — тем не менее, ему оказывают самый теплый прием, по самому высшему разряду.
Между тем куда важнее, что думают о Чавесе сами венесуэльцы. Речь ведь идет об их политическом лидере. Так вот, в годы его президентства поддержка избранного правительства постоянно росла. И сегодня процент тех, кто его поддерживает — самый высокий в Латинской Америке. Не безынтересно, правда? Возникает естественный вопрос: почему Чавеса поддерживает все больше и больше людей? А происходит это благодаря социальным программам, по которым большинство венесуэльцев получает помощь. У Венесуэлы есть все шансы стать очень богатой страной. У нее громадные природные ресурсы, узенькая прослойка сверхбогатой элиты, несколько привилегированных секторов экономики — и при этом огромная масса людей, живущих в нищете. Так вот, эти люди, по всей видимости, верят (насколько обоснованно — можно спорить), что это первое правительство в их жизни, которое действительно о них заботится. Разве это не демократия?
Вообще-то крайне интересно, что именно Соединенные Штаты склонны называть недемократичным. Например, когда Эво Моралес в Боливии предпринял попытку национализировать природные ресурсы страны, он подвергся осуждению как не терпящий возражений диктатор и душитель демократии. Никого не интересовало то обстоятельство, что его поддержало 95 процентов населения Боливии. И это называют диктатурой?! У нас специфическое представление о демократии: «Делайте то, что скажем мы», — и тогда страна будет считаться демократической или идущей по пути к демократии. А вот если страна делает то, чего хочет ее население, это недемократично. Поразительно, как люди умудряются не замечать таких противоречий.
Томас Фридман пишет, что Чавес «использует нефтяные богатства Венесуэлы, чтобы попытаться повлиять на демократические выборы в Латинской Америке и продвигать экономический популизм, который, в конечном счете, заведет его страну в тупик…»
Разумеется, Чавес пытается влиять на выборы. Что в этом удивительного? А разве мы не делаем то же самое? Правительство США не только изо всех сил пытается повлиять на выборы в других странах, но в случае их «неправильного» исхода наказывает жителей этих стран. Разве Чавес поступает таким образом?
Если вы считаете, что непозволительно влиять на выборы в других странах, то закройте Национальный фонд поддержки демократии, а заодно и Госдепартамент США, которые, скажем прямо, сейчас непосредственно вмешиваются в выборы в Никарагуа. Наш посол (полагаю, по распоряжению Кондолизы Райс) фактически говорит избирателям: «Если вы не проголосуете так, как скажем мы, мы вас удавим».
Что касается политики, которая заведет Венесуэлу в тупик, то Томаса Фридмана вряд ли можно считать авторитетом в этих вопросах. В странах, принявших те принципы экономической политики, которые он пропагандирует, за последние двадцать пять лет темпы экономического роста резко снизились. Страны, добившиеся успехов — такие как Китай, Южная Корея и Тайвань, достигли их как раз вопреки рекомендациям Фридмана. Эти страны самым решительным образом отвергли правила Международного валютного фонда и Всемирного банка, этот хваленый «Вашингтонский консенсус», — и их экономика на подъеме. В то же время в странах, строго придерживающихся неолиберальных правил, наблюдается резкое торможение экономического роста и ухудшение почти всех макроэкономических показателей.
Да и сами США не придерживаются правил, которые навязывают другим странам. Последние двадцать пять лет, когда у нас ограниченно применялись методы неолиберализма, — это, пожалуй, худшее время в истории американской экономики. В этот период не было войн и серьезных экономических кризисов, но реальные доходы большинства населения страны застыли на мертвой точке. Когда такое случалось? О да, для Томаса Фридмана и его друзей экономика выглядела прекрасно, чего нельзя сказать о людях с таким уровнем доходов, как у меня. Для самых богатых — это полпроцента населения — перемены в экономике оказались благотворными. Можете даже назвать этот период золотым веком, если хотите. Увы, это золотой век отнюдь не для большинства.
