Срочной задачей стало превратить РФ в контролера самой себя. Суверен контроля должен быть равномасштабен мировому сообществу и им признан. Но откуда взять суверенную силу в слабом, неработающем государстве? Народ на роль суверена не подходил. Утопия самоконтроля слабых подвела к суверенной демократии Кремля как мирового контролера России. Ведь избирательно-политическая машина, собранная внутри страны, хороша была не только против врагов Ельцина. Машина доминирования над конкурентами, суверенная демократия — машина сдерживания с входом в мировую повестку.
Когда догадка верна, тут и карта ложится в руки – конъюнктура подтвердила интуицию. Нефть и газ растут в цене, Запад реструктурирует долги в обмен на их опережающую выплату (яркий сигнал респектабельности). Вопрос о внешнем контроле над Россией отныне был снят, поскольку появилась Команда – суверенная сила глобальных масштабов. Сдерживание ею опасной России стало мировой константой – фактором предсказуемости и останется им, пока власть Команды безальтернативна.
Государственный суверенитет – это сверхдоходный респектабельный бизнес, пока не подвергся атаке внутренних рейдеров, требующих доли либо переуступки.
Эффективная гегемония не должна ограничиться единожды выигранными выборами – Команда не смеет уходить! Как бессознательное правящих Элит, их резервное я, возникает слабый субъект форсированного радикализма.
Сегодня резервное «я» стало единственным и последним.
Команда, которая возвращает «место России в мире», на деле подыскивает ей новую и не обычную должность – обслуживание мировых рисков как вид правления. Страна не столько берется под государственный контроль (к этому слабая государственность непригодна), сколько вводится в мировую игру изначально обездвиженной.
Вторую глобализацию стимулируют порождаемые ей пузыри на мировых рынках: Система РФ – стойкий финансово-политический пузырь, или сверхпузырь.
глосса б: Система РФ нуждается, чтобы ее орудия отвечали мировым стандартам, она их не ищет в архаике. Архаизмы лишь ингибитор для тугодумных масс. Слабой власти требуется сильный козырь, и он не может не быть мировым.
Тут и развилка стратегий. Можно начать внедрять в архаику чужие экономические уклады, собирая из них имперскую силу. Так граф Витте на западные кредиты перестраивал Империю в машину борьбы на Западе – евразийский kludge, стянутый Транссибом. Таким же было кремлевское мышление поначалу, но не здесь теперь его главная ставка: старый путь известен и ввиду мировой конкуренции не даст скорых успехов.
В поисках инструмента предстоит выйти вовне и ходом с пространства РФ – единственного места, где универсум слабости монополен, – вступить в Большую игру. Попытки делались Кремлем не раз в 2001-м, 2007–2008-м, 2013-м годах. Сценой новой попытки станет Четырнадцатый год.
Как это может выглядеть реально, трудно представить. Запоздалая постсоветская ирредента? Ее так много обсуждали впустую, что она превратилась в фальш-мишень. Зато Украина вдруг оживила сюжет, а в Средней Азии готовятся к сезону государственных похорон.
Впрочем, выход может найтись вне постсоветской зоны. Где ему быть, зависит от ураганных фронтов, карт которых не предскажу. Но ведь не бывало прежде и столь азартных игроков, как Система РФ.
Наша слабость обманчива. «Россия не сверхдержава», о да (это сам Путин сказал). С точки зрения классической стратегии слабость делает неопасным. Но нас наша слабость толкает к скачку наружу.
Я говорю не о человеке, не замысле, но о неминуемости импровизации. Стратегия суверенной слабости спешит отмобилизоваться перед мировой игрой, ведь только Большая игра истинно волнует Систему. Мобилизации Четырнадцатого года – вот известнейшая разновидность самосбывающегося прогноза.
Глобальный Putin’s moment, или О приобретениях милостью судьбы
Дополнение седьмое к главе
О новых государствах, приобретаемых чужим оружием или милостью судьбы
Система РФ – это ансамбль слабых групп, способный внезапно усиливаться. Так в мире настал Putin’s moment – конфигуратор глобального будущего. Свой мировой триумф человек разделяет со всеми его человеческими слабостями. Бороться с конфигуратором бесполезно, но самое хрупкое в нем – его номинатор. Состояние мира делает Путина хозяином игры, предвещая высший взлет и финал.
глосса а: Я говорю о Putin’s moment по аналогии с известнейшим Sputnik moment — часом триумфа СССР от запуска первого спутника Земли до полета Гагарина. Когда страна или человек фокусируют нечто великое и ошеломленные современники определяются в этом невольном русле, перед нами – глобальный конфигуратор. Никому не дано его обойти, и, чтобы переиграть его, приходится ему следовать. Президент Кеннеди, видя, как почва рушится, объявил, что Америка будет на Луне первой! Отчаянный, вроде бессмысленный жест сработал – с конфигуратором не поспоришь.
глосса б: Ощущение, что настал Putin’s moment, пришло впервые летом 2012 года. Из чего оно складывалось?
У Макиавелли в «Рассуждениях на Тита Ливия» есть глава «Сколь мудро вовремя прикинуться безумным». Путин с лета 2012 года тоже действовал как безумный. Выйдя из старой колеи, он прокладывал новую странными зигзагообразными рывками. Прежние условности будто перестали для него существовать. Отключив датчики одобрения, он то ли шел в глубину, то ли падал вниз, как многим казалось.
Видно, что Путин третьего срока совсем другой человек. Переживший внутренний переворот от измены самого надежного – Медведева, может быть? Ведь если Путин поверил в его измену, он не мог далее доверять и своей интуиции. Требовалось всех отринуть, но как? Делая то, чего прежде он бы себе не позволил. И Путин разрешает себе открыться. Хочешь побольнее наказать сволочь с Болотной? Раньше были внешние обстоятельства, да что еще скажет Ангела Меркель, а теперь: посадить их, я так хочу! Посадить Pussy Riot – я так хочу!
Довериться личным, пусть низменным чувствам бывает по-своему креативно. Прежде в РФ нельзя было сказать вслух: нашей идеологией да будет православие! А начав упрощать, видишь как все просто. В сложностях засели умники, путаники и предатели. Не говоря о том, что сами они воры и тащат вовсю, а пальцем показывают на Президента – мол, это ты, Путин, вор.
У него освобождается новое «Я». Ведь прежнее, политическое было имиджевым остатком выборов 2000 года. Победив, таким он был принят страной, уже не смея выйти из «роли Путина». Частный Путин жил потаенно в кругу друзей, где, как он думал, царят иные, подлинные отношения. Тандемом Президент сделал ставку на их верность и приоткрыл шлюз между своими двумя жизнями. Тандем оттого и стал бедой, что ставка на верность была бита. Ставка на дружбу-интерес не сработала.
В зиму Болотной 2012 года Путин преувеличивал размер беды. Глядя на происходящее, он думал: друзья-предатели хотят у меня все отнять, но я не дам! Мы видим Путина, вдруг собранного, отбросившего двойственность. Моментом истины были слезы на Манеже: ну что, коллеги, кто теперь победил?! В 2000-м и в 2004 году побеждал не сам, а «эти все…». Но триумф 2012 года впервые празднует лично он, его освобожденное «Я». Третье президентство – личная заслуга. Это он, Путин, сам сделал все, безо всяких там Волошиных, Ельциных, Сурковых… да и без Володиных тоже.
