Парменид, когда говорит о своем Бытии, также говорит о неизменном и недвижимом. Для Гераклита его «логос» так же нечто вечное и единое. То же и «идея» у Платона. Даже «энергия» у Аристотеля — это просто возвращение к оттенку смысла фюзис как роста.
Но первоначальная трактовка Бытия Сущего (фюзис) слилась с самим Сущим, и последующие философы уже спрашивали не о Бытии Сущего, а о Бытии фюзиса. Следовательно, вопрос об сущности и основаниях фюзиса был вопросом, выводящим за его пределы.
И здесь интересен исторический курьез. Андроник Родосский, ученик Аристотеля, работавший с его архивом, объединил все труды последнего, не относящиеся к физике, под именем «метафизика», то есть буквально «то, что идет за физикой». Это случайное название прижилось и получило не архивную, а сущностную интерпретацию. Буквально слово «метафизика» стало обозначать науку об основаниях и сущности Сущего (понятого как фюзис). Но выше мы говорили, что само событие вопроса «почему есть Сущее, а не наоборот Ничто» происходит в центре самого Сущего в целом и является поворотом в его судьбе. Этот вопрос так же и начало человеческой истории. Поэтому «метафизика» хоть и случайное слово и, пожалуй, неверное (ибо кто сказал, что Сущее есть физика и только физика — это только в свете одной из интерпретаций бытия), но все же оно отражает сущностную позицию человека, его отношение к Бытию, к Ничто, к Сущему.
Хайдеггер говорит: «Человеческое бытие может вступать в отношение к сущему только потому, что выдвинуто в Ничто. Выход за пределы сущего совершается в самой основе нашего бытия. Но такой выход и есть метафизика в собственном смысле слова. Тем самым подразумевается: метафизика принадлежит к «природе человека». Она не раздел школьной философии, не область прихотливых интуиций. Метафизика есть основное событие в человеческом бытии. Она и есть само человеческое бытие. Из-за того, что истина метафизики обитает в этом бездонном основании, своим ближайшим соседом она имеет постоянно подстерегающий ее риск глубочайшего заблуждения, Поэтому до серьезности метафизики науке со всей ее строгостью далеко».
Что означает этот выпад против науки? Известно, что если в фундаменте многоэтажного дома будет миллиметровое отклонение, то накапливаясь, на высоте это вызовет отклонение метровое, а затем и невозможность расти дальше, риск обрушения. Феномены, о которых рассуждает метафизика, как раз в основании, именно на мельчайших отклонениях в интерпретации бытия. Затем возникают онтологии, понятия разных наук, целые здания культуры, экономики, политики той или иной эпохи. Именно тогда, когда ресурс этих фундаментальных интерпретаций исчерпывается, цивилизация, ими вызванная, вырастает настолько, что не может расти дальше, не обрушиваясь, что и происходит постоянно в истории. В такие эпохи возникают «кризисы основ» и закладываются новые основания. Именно такой эпохой был бурный XX век.
Для примера можно взять несколько понятий Аристотеля. Осмысляя фюзис как рост из самого себя, он противопоставляет ему технэ — технику как вид выведения Сущего в несокрытость (несокрытость по-гречески — алетейя, истина), который требует человеческого участия. Здесь Аристотель видит уже четыре архэ (начала, основания) а именно: материю, сырье, форму, цель и движение.
Осмысление движения в свою очередь приводит к основословам: дюнамис (возможность) и энергия (действие). Это действие переводится на латинский как «акт», а действительность становится актуальностью, следствием акта. Бытие понимается как акт, Сущее как актуальность, а основание сущего как Актор. Эта проблематика наследуется христианской теологией, переинтерпретирующей в греческих и латинских терминах события Откровения. В Новое время Бытие переинтерпретируется как представление актора, которым объявляется теперь не Бог, а человек, а все Сущее мыслится как материя, сырье для этого актора-активиста.
Кризис Нового времени, зафиксированный Ницше, был возвратом к фюзис греков, чей смысл (рост и господство) Ницше переназвал волей-к-власти. Был ли отказ Ницше от идей, целей и других понятий «метафизики» преодолением этой метафизики? Нет, ведь возврат к физике и ее переинтерпретация не колеблет фундаментального положения человека в отношении к Сущему, Бытию и Ничто. Метафизику нельзя преодолеть как учение, выбросить из головы как неистинную идею, подобно тому, как нельзя перестать тонуть, «выбросив из головы вредную идею тяжести». Освобождение от «старого» возможно не через бунт, а через тихое мыслящее основание новых основ, которое даст новую эпоху и новый мир.
Это означает, однако, что Бытие, которое сбывается в эпохах (с греческого это слово переводится как задержка) — ВРЕМЕННО. Основной труд Хайдеггера так и называется: «Бытие и Время». Хайдеггер был первым, кто, осмысляя Ничто как что-то, что каким-то образом есть, осмысляя Ничто как каким-то образом принадлежащее Бытию, понял, постиг КОНЕЧНОСТЬ БЫТИЯ. Не конечность бытия отдельного человека, смертность, а конечность самого Бытия! Бытие есть Событие! Другая, менее известная, но более ценимая самим Хайдеггером работа названа им «Вклад в философию. Из События».
Но из этого вытекает, что основание теперь не может мыслиться как подставка для Сущего, утрачивает силу основной вопрос метафизики «почему есть Сущее, а не наоборот Ничто», потому что Ничто тоже каким-то образом есть. И более того, Ничто — это и есть само Бытие в метафизике, то есть Бытие забытое. Метафизика как судьба человека и Бытия стала возможной только потому, что само Бытие явилось человеку в облике Ничто. Явление Ничто дало возможность увидеть сущее-в-целом и развернуть к нему свой мыслительный поиск. Но основной вопрос метафизики и вызываемое им удивление, начало философствования, теперь не интересен Хайдеггеру. Нужно задавать более изначальный вопрос — вопрос о Бытии, но без удивления он и не является вполне вопросом. Теперь мышление перестает быть вопрошанием, поиском, обосновыванием, наукой.
Бытие теперь тоже не должно мыслиться исключительно как «бытие Сущего», а должно мыслиться само по себе. Как это? Само по себе, то есть «без опоры на факты». И коль скоро Бытие конечно, временно, то не являются ли все прежние трактовки Бытия всего лишь мышлением его на основании одного из модусов времени, а именно настоящего? Действительно, у греков это одно и то же слово. Присутствие (нахождение в несокрытости-истине, рост, выход на вид) и настоящее — «парусия». А нельзя ли мыслить Бытие исходя из будущего?
Время, если смотреть в корень слова, — это «верчение» или «вечное возвращение одного и того же», говоря словами Ницше. Эта мысль пришла ему в голову при виде огромного камня на озере Сильваплана в Альпах. Глядя на него и понимая дискретность длящегося Сущего (в случае континуальности ничего нельзя изменить в нем), он проникся мыслью о том, что и как постоянно, вечно, ежемгновенно возвращает камень к самому себе, удерживает его неизменное постоянство. Он проникся мыслью о том, что и весь мир Сущего так же ежемгновенно возвращается к себе, самокопируется, воспроизводится. Но сбой в воспроизведении приходит из будущего. Этот сбой, или, как скажет уже Хайдеггер, прыжок, и есть будущее, так как без сбоя есть только самокопирование, продолжение настоящего.
Событие сбывается из будущего. Мышление, отвечающее Событию, закладывает начало новой истории, так как новая история просто не может быть продолжением старой. «Другое начало» уже не будет «метафизикой» или основанным на метафизике существованием человечества, поскольку основной вопрос метафизики «Почему есть Сущее, а не наоборот Ничто» уже поставлен. Все попытки ставить этот вопрос, на что постоянно провоцирует гремящая революционная действительность, крушащая цели, ценности и, конечно же, Сущее, есть реакция.
