А еще, кроме всего этого, бесконечно перевранные цитаты из других людей, с искажением смысла, с неправильными ссылками… И этот человек твердил всем про «образованщину», высмеивал ее! Вот это больше всего и возмущает! Я сам пишу с ошибками, как и большинство людей, но я не претендую на звание «великого русского писателя», не клеймлю других за ошибки, не насмехаюсь над нашей системой образования, которая в советские времена была лучшей в мире, да и сейчас лучше американской, хотя ее бюджет в десятки раз меньше.
Ну ведь поклонники и критики твердят, что Солженицын чуть ли не наследник Пушкина в языке. Слово Бушину:
«Тут уместно вспомнить, как жена нахваливает «энергию, плотность и взрывную силу» языка своего мужа. Примеров почему-то не приводит, а ведь их сколько угодно. Вот, допустим, с какой энергией навешивает он имеющие явно взрывную силу плотные ярлыки на живых и мертвых советских писателей: «деревянное сердце», «догматический лоб», «ископаемый догматик», «видный мракобес», «главный душитель литературы», «вышибала», «авантюрист». Какая энергия! Так это и есть «пушкинское мироощущение»? Еще? Полюбуйтесь: «лысый, изворотливый, бесстыдный», «дряхлый губошлеп», «ничтожный и вкрадчивый», «трусливый шкодник», «склизкий, мутно угодливый», «о, этот жирный! ведь не подавится», «морда», «ряшка», «мурло», «лицо, подобное пухлому заду». Какая плотность мысли и чувства! И мадам видит здесь «солнечное пушкинское начало»? Еще: «гадливо встретиться с ним», «слюнтяй и трепач», «жердяй и заика», «проходимец», «эта шайка», «их лилипутское мычание», «карлик с посадкой головы, как у жабы», «дышло тебе в глотку! окочурься, гад!». И явленную здесь «взрывную силу» нам следует считать «пушкинской субстанцией»? А сколько энергичных ярлыков позаимствовано из мира зоологии: «кот», «отъевшаяся лиса», «сукин сын», «хваткий волк», «широкочелюстной хамелеон», «яростный кабан», «разъяренный скорпион», «пьявистый змей». Рядом с таким непотребством голая зопа Моисеева по телевидению выглядит милой шуткой. Да ведь отсюда-то все и пошло… Приведя часть этого болезненно мизантропического перечня, Михаил Лобанов воскликнул: «И это пишет человек, считающий себя художником и христианином!».
Что касается иных художественных достоинств солженицынских текстов, то… положа руку на сердце, ответьте: кто смог осилить хотя бы том «Красного колеса»? Это же куча-мала, а не книга. Чем дальше Солженицын отказывался от новомировских редакторов и корректоров, которые не просто исправляли ошибки, а переписывали его произведения, тем больше наружу вылезала полная творческая бездарность. Но она была очевидна и тогда: ведущие писатели отмечали у Солженицына и карикатурность изображения, и излишнюю натуралистичность, и фельетонность, и очерковость, и плакатность, наличие длиннот и повторов, и антигуманистичность, и тошнотворность.
Сознаемся честно: это не просто предвзятая критика, все это в его текстах действительно есть. По художественному уровню основные книги Солженицына тянут максимум на второсортную журналистику, но не на произведения мирового уровня. Не имеет под собой основы мнение, что Солженицын «может и врал насчет фактов и идеологически заблуждался, зато он хороший писатель».
Бездарность бездарна во всем. Этим, кстати, доказывается и абсолютная глухота Солженицына к произведениям действительно великих писателей, коих он нещадно судит. Ему не по нраву Шекспир, Шиллер, Диккенс, по-отечески критикует он и Пушкина, Достоевского, Толстого, Некрасова, Платонова… Все истинно великие писатели видели себя наследниками мировой культуры, и только однодневки и бездарности видят себя в противоречии со всей традицией, так что Солженицын и по этому критерию явный самозванец. Из современников ополчился зачем-то на Паустовского и особенно на Шолохова. Именно Солженицын поднял вой на весь мир, что Шолохов плагиатор, что не он написал «Тихий Дон». Слава Богу, год назад рукопись Шолохова была обнаружена, и наконец-то он избавлен от клеветы. Но важен сам факт: Солженицын вместо того, чтобы увидеть настоящего великого писателя и благоговейно склонить перед ним голову, начинает злобно нападать на него.
Интересно сравнить две эпопеи: «Тихий Дон» и «Архипелаг ГУЛАГ».
«Тихий Дон» написан действительно народным русским языком, но не абстрактно-народным-вообще-языком, почерпнутым из словаря, как «Архипелаг», а южно-русским, донским языком, почерпнутым из народной речи. В произведении Шолохова нет фактов, взятых с потолка или «по слухам», нет публицистики и документалистики, цитат и цифр, все там пропущено через душу и поступки героев. У Шолохова герои постоянно мучаются от противоположных страстей и разрываются между противоположными истинами. Нет правды ни у красных, ни у белых, а точнее, у каждого своя правда. И главное, понятно, что правда, которая на другой стороне, она именно правда, и ты со своей правдой воюешь не с неправдой, а тоже с правдой. В этом и трагедия, и диалектика характеров героев, которые меняются на протяжении книги.
Теперь смотрим «Архипелаг». Там никто не меняется, там все ясно с самого начала, ясно, где добро, а где зло, там все как в бразильских телесериалах: есть добрая рабыня Изаура или Мария Лопес и злой Луис-Альберто, злой по непонятной причине, просто некий карикатурный злой злодейский злодей.
Поэтому читать «Тихий Дон» это все равно что самому пройти через горнило эпохи, измениться и стать сильнее, мудрее, а прочитать «Архипелаг» это все равно что посмотреть телесериал. Да у братьев Стругацких и то больше нравственных исканий и экзистенциальных проблем поднимается в романах, чем у этого «великого» писателя!
Гарантированное величие
Совершенная окаменелость души характерна и для самого Солженицына. Великие писатели знали падения и разочарования. Они сжигали свои книги, как Гоголь «Мертвые души» или Булгаков «Мастера и Маргариту», начинали жизнь заново, как Лев Толстой, или разрывались от противоречий, как Достоевский. Не таков Солженицын: он сразу и прочно сел на любимого конька «гарантированной правоты», с которого удобней всех судить, и так и не слез с него до конца жизни. Ни разу его взгляды не претерпели изменения, он ни в чем не покаялся и ни за какие прошлые ошибки не попросил прощения. А за что просить, ошибок-то якобы не было… Наоборот, этот носитель «абсолютной истины» (опять дадим слово Бушину):
«… с кем себя только не сравнивает, кому только не уподобляет! То могучему титану Антею, сыну бога морей Посейдона и богини земли Геи, а то храброму да ловкому царевичу Гвидону из пушкинской сказки. То пишет о себе как о бесстрашном царе Давиде, сразившем гиганта Голиафа, а то как о русском бунтаре Пугачеве. Или изображает себя великим героем вроде Зигфрида, что ли, поднявшим меч сегодня против Дракона, а завтра — против Левиафана… Очень нравится также Александру Исаевичу рисовать свои литературно-политические проделки в виде грандиозной кровавой сечи, где сам он — лихой рубака: «Я на коне, на скаку… Победительна была скачка моего коня… Рядом другие скачут лихо… Вокруг мечи блестят, звенят, идет бой, и в нашу пользу, и мы сминаем врага, идет бой при сочувствии целой планеты» и т. д. Что же это за сеча, столь ужасная? Да, оказывается, заседание секретариата Союза писателей, на котором за чашкой чая обсуждался очередной гениальный роман Солженицына. Говорит он о себе еще и так: «Я — Божий мечь».
