Бьёт коррупция и по малому бизнесу Слишком уж легко разорить скромную мастерскую даже единственной взяткой. А ведь малый бизнес, помимо прочего, ещё и опора для тех же высоких технологий. Разнообразие и скорость перенастройки куда лете и надёжнее обеспечить множеству мелких самостоятельных производителей, нежели централизованным монстрам вроде легендарного Уралмаша, тяготеющим к натуральному хозяйству.
[151]
Выходит, высокие технологии несовместимы с обилием чиновников. Сырьевое же хозяйство уживается с ними без особого труда.
Отсюда — очевидный стимул к совместному избавлению от конкурентов. Возникает странный с общеэкономической точки зрения симбиоз. Отсталые звенья хозяйства и ненужные звенья управления объединяются, дабы затормозить прогресс, помешать переходу экономики в целом на более высокий уровень, то есть в конечном счёте помешать и самим себе.
По американской поговорке, маленький кусок большого пирога больше, чем мелкий пирог целиком. Ассортимент любого нынешнего магазинчика средней руки богаче легендарной 100-й секции ГУМа советских времён, где отоваривались по особым спискам сотрудники ключевых звеньев аппарата.
Но многим куда приятнее следовать выражению Гая Юлия Цезаря: «Лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме». Они даже не задумываются: фразу эту мы помним лишь потому, что Цезарь и в Риме стал первым.
Я сам не раз изумлённо наблюдал желание быть первой лягушкой в болоте. Так, в январе 2003-го я опубликовал (в специальном издании, рассылаемом всей российской политической и экономической верхушке) http://awas.ws/OIKONOM/GATHER01.НТМ «Соберёмся!» — бизнес-план очередного воссоединения Украины с остальной Россией. В крупном выигрыше оставались все заинтересованные стороны. Но по законам экономики с ростом рынка растёт и роль на нём высоких технологий. То есть сырьевики оказались бы на втором плане. Чиновникам же приходилось ещё хуже: для воссоединения надлежало отменить многие законы, выгодные лишь бюрократам, а после него и подавно начинался неизбежный рост реальной — а не демагогической — демократии. Об этих последствиях я честно предупредил в статье. Но принимать решение об осуществлении плана должны были чиновники, а оплачивать — сырьевики. Они «не заметили» публикацию. Российские высокие технологии всё ещё лишены рыночного простора, необходимого для их реанимации.
Впрочем, в ближайшем будущем — с концом республиканского президентства в СГА — нефтяной рынок (а с ним и засилье чиновников) всё равно рухнет.
[152]
Так же, как рухнул при демократе Клинтоне в 1998-м — для нас это обернулось августовским дефолтом. Об этом я тоже предупреждал в статье — но адресаты то ли не поверили, то ли решили «хоть час, да наш».
К этому надо готовиться уже сейчас. В частности, научить какую-нибудь вменяемую партию защищать интересы высоких технологий — и (как в СГА в 2006-м) в декабре 2007-го на думских выборах обеспечить ей большинство.
[153]
Шадриковое хозяйство
[154]
(*)
Великий теоретик и организатор кораблестроения, один из основателей прикладной математики, академик (с 1916-го) Алексей Николаевич Крылов вспоминал: «В бывшей Вятской губернии и поныне существует уездный город Шадринск. Отец как-то объяснил мне, когда я был уже взрослым, происхождение этого названия. У Родионовых [отец Крылова работал управляющим в их имениях] было в Вятской губернии 10 000 десятин векового вязового леса. Вязы были в два и в три обхвата, но никакого сплава не было, поэтому в лесу велось шадриковое хозяйство, теперь совершенно забытое. Это хозяйство состояло в том, что вековой вяз рубился, от него обрубали ветки и тонкие сучья, складывали в большой костёр и сжигали, получалась маленькая кучка золы; эта зола и называлась шадрик и продавалась в то время в Нижнем на ярмарке по два рубля за пуд; ствол же оставлялся гнить в лесу. После этого не удивительно, что от вековых вязовых лесов Вятской губернии и воспоминаний не осталось. В каком ином государстве, кроме помещичье-крепостной России, могло существовать подобное хозяйство?»
Увы, риторический — во время написания мемуаров — вопрос академика теперь вновь актуален. Россия ещё не вполне крепостная (хотя положение работников градообразующих предприятий — особенно узких специалистов, привязанных к конкретным технологиям — мало отличается от прикрепления к земле). Но уже в заметной мере капиталистическая. И относится к своим нынешним ресурсам примерно так же, как помещики Родионовы к вековым лесам.
Всё ещё не забыт закон о государственном предприятии,
[155]
проведенный Николаем Ивановичем Рыжковым в бытность его Председателем Совета министров СССР. Бывший директор Уралмаша — завода заводов — хорошо помнил, как сковывали его инициативу предписания высшего начальства, и предоставил коллегам права, практически не ограничиваемые никем и ничем. Но запамятовал: не все директора конца 1980-х вполне соответствуют моральным нормам времён его собственного пребывания в Свердловске. А главное — сами времена изменились. В результате едва ли не каждый завод в считаные месяцы оброс десятками дочерних и партнёрских кооперативов — номинально самостоятельных, фактически аффилированных. К ним продукция уходила по заниженным ценам, чтобы прибыль от последующей продажи оставалась за пределами заводской кассы (схема взаимодействия ЮКОСа с прочими членами группы «МеНаТеП» — Межотраслевые научно-технические программы — отработана задолго до начала нефтебизнеса Ходорковского). Порою перепродавалось и сырьё (под лозунгом «от нашей работы оно только подешевеет»), оставляя предприятие вовсе без работы, зато избавляя директора от забот о поддержании многосложной трудовой жизни.
Массированная чубайсовская приватизация 1993-94-го объяснена именно желанием прекратить ползучую рыжковскую. Но обернулась очередной волной хищничества. Теперь уже не только сырьё и продукция, но и само производственное оборудование распродавалось по цене металлолома, а то и впрямь шло в лом. Сейчас то и дело сносятся сами производственные здания, уступая место жилью, офисам или даже автостоянкам. Громадный капитал, накопленный усилиями нескольких поколений, сожжён на шадрик.
Не одна Россия прославилась самоубийством экономики. В прибалтийских республиках и Галичине (восточном склоне Карпат, где коренные жители искренне считают именно себя украинцами) уничтожено практически всё созданное в имперское и советское время и хоть как-то связанное с промышленным производством.
[156]
Здания, иной раз простоявшие уже век и готовые дожить чуть ли не до четвёртого тысячелетия, в лучшем случае превращены в склады транзитного импорта: при нынешнем развале экономики без него не обойтись ни в одном постсоветском уголке.
