После чего попросил денег. Что было ошибкой. Крупной. Очень крупной. Заметной невооруженным глазом. Похожий на рослого, худощавого индейца с типичным для евреев и команчей орлиным носом смуглый Шнайдер, бывший южноафриканский левак и приятель Нельсона Манделы, многое видел на своем веку. Попал в Америку он из Израиля, куда был переправлен непосредственно из ЮАР. То ли из-под ареста, то ли уже из тюрьмы, где за участие в борьбе с апартеидом принятыми в Африканском Национальном Конгрессе террористическими методами мог огрести много чего. В диапазоне от пожизненного заключения до смертной казни. Так что он не слишком удивился. Но ласково спросил, на что уважаемый Майкл Членов деньги, которые ему были выданы, потратил. И на что ему нужен следующий транш.
В последующие пять минут президент всех Ваадов похоронил, даже не понимая этого, не только собственную репутацию, но и любые шансы своей организации превратиться во что-то по-настоящему серьезное. Поскольку из его слов было ясно, что основные деньги потрачены ни на что. Точнее, на работу офиса. А сверх того на дорожные издержки и гостиницы. То есть де-факто туристическую деятельность. Под международные еврейские мероприятия. Коих во все времена и по всему миру проходило многое множество. И без российских, украинских, грузинских и узбекских евреев они до создания Ваада как-то без особого труда обходились. Хотя, возможно, и с большой печалью.
Разница в присутствии на них евреев американских, австралийских, европейских и прочих была в том, что те, как правило, платили сами за себя. Расходы израильтян оплачивали профильные израильские ведомства и госорганизации. Но это вынести еврейский мир был готов. В конце концов, еврейское государство у него было одно. И брать на себя аналогичные расходы еще по пятнадцати постсоветским странам было как-то странновато.
В том числе для «Джойнта». Он, собственно, дал Вааду стартовые деньги на то, чтобы организация встала на ноги. Обросла спонсорами. Наконец, вложила их в недвижимость. Которая с годами могла бы принести ей финансовую независимость. А не пустила их на ветер. Доказав, с точки зрения западного менеджера, хоть еврейского, хоть нееврейского, совершенную несостоятельность тех, кто ей руководил.
Пояснения насчет того, зачем Вааду нужны деньги «Джойнта», когда и если предыдущие закончились, были гениальны. Потенциальному донору с невинностью и простодушием малого дитяти опять были предъявлены расходы на аппарат. Офис. Отделения в провинции. А также проведение съезда. Каковой без означенных в просьбе денег проводить было не на что. О чем и было заявлено. В качестве весомого аргумента.
Это было фиаско. Позор джунглям. Ночной кошмар. И произнесший этот текст даже не понял, как он выглядел со стороны. Надо отдать должное выдержке и умению себя вести Шнайдера. Который в тот момент доказал, что дипломат из него не хуже, чем организатор крупных финансовых потоков. Что и проявилось позднее, на посту руководителя исполнительного аппарата Всемирного еврейского конгресса. Которым он, через пять-шесть лет, и стал. Получая годовую зарплату примерно в том размере, о котором с ним говорил московский проситель.
Он попросил посетителей не беспокоить и покинуть его в оптимистическом состоянии духа. Не сказал ни слова, что думает по поводу того, куда ушли деньги. И до какой степени не в коня был корм. Он вообще ничего плохого не сказал. Ни в тот раз. Ни позднее. Ни вообще никогда. Но именно в тот день в сотрудничество Ваада с еврейскими организациями – не только с «Джойнтом» – был вбит осиновый кол. Реноме оказалось ниже плинтуса. Репутация утонула, даже не всхлипнув. Вот что означало просить. Не вовремя. Не на дело. И не понимая, что, как писал Алексей Толстой по другому поводу: «Это мы, мин херц, думаем, что мы для них – большой политик. А мы для них политик малый». Петр Первый. Вольный, по памяти, пересказ автора.
Заметки еврейского путешественника
Хотя, говоря по совести, три ваадовские поездки – большими группами, на заседания Всемирного еврейского конгресса, автору запомнились. Одна через Ригу, откуда ветхий чартер, готовый рухнуть каждую минуту, долетел до аэропорта Бен-Гуриона, в Иерусалим. Другая автобусами, через всю Европу, от Бреста до Брюсселя. С остановкой в Берлине на шаббат. И третья, в зимний Вашингтон. Символические были поездки. В каждой из которых участвовали по нескольку десятков человек. Из всех республик. Каждый со своими тараканами в голове. Своими рассказами. Своей уникальной судьбой.
Бен Биньяминов – бухарский еврей, как и положено человеку восточному, с большой и вполне оправданной торгово-предпринимательской жилкой. Его друг и соратник Рафик Некталов, журналист и будущий издатель американской бухарско-еврейской газеты. Изящная и интеллигентная Софья Зибуцене, чей муж – Зибуц первым в СССР издал Черную книгу, набор которой был рассыпан после убийства Михоэлса.
Грузинское трио: известный всей стране драматург и писатель Гурам Батиашвили, знаменитый поэт и переводчик Джамал Аджиашвили и просто хороший человек Володя Пичхадзе. Володя был обладателем большого гостеприимного дома в центре Тбилиси с окнами, сделанными, как говорили, не из стекла, а из пластин горного хрусталя. Для хорошего самочувствия хозяина, изумления прохожих и на зависть соседям.
Петя Темцин из Биробиджана – по виду немец немцем. Из породистых. Позднее он на ПМЖ (для постсоветских читателей: постоянное место жительства) в Германию и уехал. И много кто еще. Люди примечательные. Разные, как те места, откуда они были родом. Как говорит Жванецкий: «Какая, блин, была страна!»
Поездки означали: дорогу. Туда и обратно. Остановки. Мероприятия. В каждой из них была своя прелесть. Свои приключения. Своя головная боль – в роли которой каждый раз выступал кто-нибудь новый. Свои проблемы. Забытый не вовремя и не в том месте где-нибудь в Иерусалиме рюкзачок с документами. Немедленно взятый вызванными по местной традиции к потенциальной бомбе саперами под контроль. И чудом спасенный владельцем в последнюю секунду перед взрывом. После которого от его загранпаспорта, разнесенного на молекулы в специальном роботе-шаре, не было бы совершенно никакого проку.
Прогулка в Старом Городе, в том же самом Иерусалиме, что называется, «не туда». Ладно еще, если в арабский квартал Старого Города. Или даже в деревню Шуафат, по дороге к Неве-Якову. Где любой израильский автобус местная молодежь забрасывала камнями. Из соображений то ли борьбы с оккупацией, то ли просто хулиганских. Но попасть прямо к мечети Аль-Акса?! Не специально. А по идиотскому туристическому любопытству. И полному непониманию кривых и запутанных переулков, проходов и лестниц.
Или зайти в субботу в ультраортодоксальный Меа-Шеарим. Причем далеко не в том скромном виде, в котором туда имело смысл появляться. То есть, к примеру, в шортах и открытых декольтированных размахайках, обтягивающих вызывающе женственные фигуры. Что по масштабам потенциальной опасности не очень отличалось от столкновения с толпой разъяренных арабов. На которых толпа разъяренных еврейских ортодоксов похожа как две капли воды. Кроме разве что одежды, головных уборов, пейсов и большего количества очков.
А пешие прогулки в Вашингтоне? Где в паре кварталов от Хилтона уже районы, куда белому человеку заходить не стоит? Тем более на экскурсию. Поскольку музеи на Молле по ночам закрыты. Капитолий и Белый дом тоже. Все нормальные люди разъехались в соседние штаты, где они и живут. Госучреждения не работают. Офисы заперты. И после наступления темноты приезжие сидят в отелях. Или перемещаются на машинах. От ресторана в отель. И обратно. Пешком в такое время по городу ходят только местные жители победнее: шпана и девушки легкого поведения. Из уличных. Или провинциальные идиоты. Которых невесть каким ветром занесло в столицу США. И в мотеле им по простоте душевной не сидится.
