Демократия, однако, отнюдь не гарантирует прихода к власти честных, справедливых и порядочных людей да и не ставит перед собой такой задачи. Отсутствие социального равенства, кумовство, популизм, некомпетентность и коррупция – неотъемлемая часть демократии. Все то, что служит предметом критики в других устройствах государства и общества, присутствует и в демократических республиках, но в завуалированном виде и более привлекательной упаковке. Ближневосточная демократия и ближневосточные республики, при всем формальном сходстве властных институций и их наименований с республиками западными, несут на себе отпечаток того общества и тех общественных отношений, которые сложились в регионе в результате его исторического развития. Именно поэтому республиканские режимы БСВ столь часто напоминают имитацию того, что называется республикой в современном вестернизированном мире. Трайбализм, правящие на протяжении десятилетий авторитарные лидеры и диктаторы, религиозный фактор – в его современном политико-исламистском варианте, притеснения меньшинств и, за редкими исключениями, ограничения в правах женщин – такие же характерные черты местных республик, как соблюдение прав человека и особенно – прав меньшинств на Западе.
История политических систем, доминирующих в западном мире, насчитывает два с половиной тысячелетия развития. В основу этих систем легли греческие полисы и римская республика, античная риторика и философия, римское право и законы варварских королевств, христианская мораль и этика, конкуренция церкви и государства, бюргерское право и аристократические кодексы поведения. Западную демократию взрастили права цехов и городов, непрерывно действующие на протяжении столетий парламенты, профсоюзы и религиозные автономии, протестантская этика и секуляризм, феминизм и права сексуальных меньшинств, и много что еще. Равно как – религиозные войны, преследования инакомыслящих, погромы, две мировые войны, национализм, фашизм и этнические чистки, включая еврейский Холокост. И – время, сотни и тысячи лет развития базовых институтов. Демократические институты на современном Ближнем и Среднем Востоке или пытаются втиснуть местные традиции сдержек и противовесов в прокрустово ложе копируемых извне институтов, или игнорировать, ослабить и даже уничтожить эти традиции. В первом случае теоретически идентичные принятым в современном мире формам государственного устройства структуры стран БСВ представляют собой на деле традиционные общественные институты в новом обличье. Во втором эти институты на какое-то время переходят в подполье, а затем постепенно «прорастают» во власть или полностью подчиняют ее себе. Именно так поступила правящая ПСР в Турции. Альтернатива – взрывное изменение характера власти, что и произошло в ходе Исламской революции 1979 г. в Иране. После чего начинается новый цикл эволюции государственного устройства, как правило, на основе исламских норм и местных обычаев.
«Арабская весна» оказалась неожиданностью для европейских и американских политиков, политологов и журналистов. Первоначальная растерянность сменилась рекомендациями лидерам стран, охваченных волнениями, не подавлять протестные выступления силой, не ограничивать свободу доступа к информации, не пресекать «демократизации» правящих режимов, прислушаться к голосу масс и прочими типовыми советами, чрезвычайно полезными для всех к ним причастных, кроме тех, кому они были адресованы. Популистская демократическая риторика западных лидеров, не понимающих, что именно происходит в регионе, и не способных повлиять на эти события, но искренне уверенных в обратном, была вскоре дополнена действиями. Арест счетов и отказ в приеме свергнутых президентов, прямая военная и финансовая поддержка антиправительственных выступлений в Ливии и косвенная в Сирии резко контрастировали с демонстративным молчанием в отношении подавления интервенционным корпусом ССАГПЗ шиитских волнений на Бахрейне и чрезвычайно осторожными комментариями в отношении ситуации в Йемене. Беспричинные надежды на то, что главное, чего хотят протестующие в арабских странах, – это установление там демократии западного типа, как лучшего из известных государственных устройств, говорят не столько о реальной ситуации в арабском мире, сколько о профессиональном и интеллектуальном уровне западных экспертов. Возможно, сказалась своеобразная «классовая солидарность»: чем более образованно и информированно на БСВ местное население, тем менее оно лояльно правящему режиму. Это общее правило в полной мере сыграло свою роль в 2011 г. в рамках «арабской весны».
Между тем верхушечные перевороты в Тунисе и Египте, в ходе которых верховные правители были свергнуты недовольной ими частью элиты, которая использовала в своих целях протестовавшую против бюрократии и коррупции «твиттерную молодежь», люмпенизированные слои общества и консервативных мусульман, открыли дорогу к власти исламистам, а не демократам западного типа. Ситуация в Ливии и тем более Сирии также имела мало отношения к демократии: правящая власть в этих странах может быть жесткой – или никакой. Разумеется, подавление волнений присущими местным режимам методами невозможно без жертв – тем меньших, чем быстрее эти волнения подавляются. Однако падение режимов вызывает неизмеримо большее число жертв и почти неизбежный распад не устоявших перед сочетанием внешнего и внутреннего давления государств, без малейшего шанса на демократические изменения в том виде, которое в это понятие вкладывает Запад.
Ни Афганистан, ни Ирак так и не стали уроками для Вашингтона и Брюсселя. Впрочем, современная политическая элита Запада не извлекает уроков даже из собственной истории. Простое понимание того, что Сократ в Афинах был отравлен по итогам демократического голосования и Гитлер в Германии пришел к власти демократическим путем, отсутствует у тех, для кого «право народа свергнуть тирана» является догмой, равноценной Святому Писанию. Как правило, на современном БСВ те, кто свергает авторитарных лидеров, служат инструментом для прихода к власти диктаторов не лучших, чем те, кто отрешен от власти. Вариант – военная хунта с большим или меньшим влиянием племенной элиты или исламская бюрократия. Последняя во многом напоминает социалистические авторитарные режимы ХХ века. Разница между Коминтерном и «Аль-Каидой», нацистами и партией БААС, большевиками и «Братьями-мусульманами», советским Политбюро и иранским Советом по целесообразности гораздо меньше, чем представляется на первый взгляд. Тем более что у истоков многих политических партий, идеологических доктрин и средств массовой информации исламского и в первую очередь арабского мира стояли беженцы из Третьего рейха или советники из СССР – а иногда и те, и другие. Что, вместе с местными традициями, сформировало в регионе гремучую смесь, уцелеть в которой западный либерализм не имел ни малейших шансов. Термин «исламофашизм» в отношении Ближнего и Среднего Востока возник не случайно. История переворотов, путчей и диктатур в местных «республиках», напоминающая смену хунт в странах Латинской Америки с таким же, как и на БСВ, влиянием левых и национал-социалистических идей, но без доминирующего в ближневосточном обществе ислама, говорит сама за себя.
Мавритания с ее двухпалатным парламентом получила независимость в 1960 г., став исламской республикой. 17 лет правления ее первого лидера окончились серией военных переворотов – в 1978, 1979, 1984 годах. Затем страна прошла сравнительно стабильный период правления полковника ульд Тайи на протяжении 21 года и перевороты в 2007 и 2008 годах.
