Клинтон также использовал свои выдающиеся способности создания материальных фондов для наведения мостов между собой и ветеранами партии. Продемонстрировав совершенно беспрецедентную в истории президентских выборов энергию, Клинтон собрал в 1996 году более 300 миллионов долларов для собственных предвыборных нужд и еще сотни миллионов на нужды кандидатов, борющихся за места в сенате и палате представителей. Появляясь рядом даже с самыми незначительными фигурами, Клинтон тем самым заставлял обитателей Капитолийского холма примириться со своими изменами партийной догме.
Урок, преподанный Клинтоном и Бушем, ясен: можно перемещаться в центр, пытаясь решить проблемы, обычно рассматриваемые по иному партийному ведомству, но при этом нельзя забывать и о своей партийной программе.
Последние годы Клинтона в Овальном кабинете были омрачены событиями, последствия которых, разумеется, невозможно преодолеть исключительно в рамках той или другой политической стратегии, даже самой удачной. Сойдя в 1995—1997 годах с партийной орбиты демократов, Клинтон вновь вернулся на нее, когда разразился скандал, угрожавший его президентской будущности. Когда в январе 1998 года наружу выплыл его роман с Моникой Левински, Клинтон сделался заложником парламентского меньшинства своей партии. Чувствуя на своей шее когти республиканцев, требующих его отставки и действительно запустивших вскоре в палате представителей процедуру импичмента, Клинтон мог удержаться лишь на тоненькой нити — треть плюс один голос, которые партия должна была наскрести в сенате, дабы предотвратить крах.
Обеспечивая себе эту поддержку, Клинтон был вынужден забыть о всяческой переориентации. Медпомощь — чрезвычайно обещающая программа, инициированная Джоном Бре, сенатором-демократом от Луизианы, — попала в руки партийцев-леваков. Накануне президентских выборов 2000 года демократам хотелось во что бы то ни стало очертить круг вопросов, решая которые можно завоевать большинство в конгрессе. И тут вдруг выяснилось, что одного из этих вопросов, по которому Клинтону некогда удалось договориться с республиканцами, не хватает. Отказываясь вопреки прежней своей позиций от гарантированного права пациентов подавать в суд на медицинские организации, бесплатного получения аптечных препаратов для престарелых, от реформы системы социального страхования, Клинтон послушно вернулся в партийное стойло и исключил даже возможность компромисса, могущего выкачать воздух из какой-нибудь важной политической кампании в масштабах штата или целого государства.
На протяжении своей политической карьеры Клинтон нередко вступал в конфликт с партией. Правда, закончил он свои президентские годы, уступив силам притяжения и капитулировав в долгом сражении с либералами традиционного толка. И все же три центристских года этого человека оставили значительный след в истории. Унаследовав страну с высоким уровнем преступности, растущим числом пособий, искалеченным бюджетом, он переломил дурную тенденцию и добился успеха путем перемещения в центр и триангуляции.
Впрочем, стратегия эта — не исключительно американская привилегия. Более того, пример, опираясь на который я рекомендовал президенту Клинтону повернуться лицом к центру, возник не на наших берегах, а во Франции. История о том, как французский президент-социалист Франсуа Миттеран сумел, применяя тактику триангуляции, обыграть в 1980-е годы лидера голлистского толка Жака Ширака, не менее поучительна, чем сходный пример Билла Клинтона.
ПРИМЕР ДЕСЯТЫЙ — УСПЕХ
ФРАНСУА МИТТЕРАН ДАРИТ ЖАКУ ШИРАКУ СВОЮ ПРОГРАММУ… И ПОБЕЖДАЕТ
Обращаясь ко мне с просьбой помочь ему оправиться от победы республиканцев на выборах в конгресс 1994 года, президент Билл Клинтон задумался об исторических параллелях. Одетый в простую домашнюю рубаху, джинсы, спортивные туфли, он свободно откинулся на спинку любимого кресла подле дивана в своем выдержанном в густых малиновых тонах кабинете в Восточном крыле Белого дома и рассуждал об имевшихся у него возможностях. Столкнувшись с конгрессом, который впервые начиная с 1953 года попал под контроль республиканцев, Клинтон думал, как управлять страной далее.
— Некоторые считают, что надо последовать примеру Трумэна и вступить в конфликт с конгрессом, — говорил он, сильно растягивая слова на южный манер. — Другие советуют вслед за Эйзенхауэром наладить сотрудничество, то есть попросту капитулировать.
Клинтон выжидательно посмотрел на меня. Я поднялся с места и подошел к книжному шкафу у противоположной стены. До того, в течение 45 минут ожидая хозяина, я успел тщательно изучить его содержимое, так что теперь безошибочно вытащил экземпляр биографии французского президента Франсуа Миттерана, который довелось прочитать несколько месяцев назад.
— Вот что вам надо. Повторите опыт Миттерана, — сказал я, открывая книгу на нужной странице.
Клинтон склонил голову набок. Такой ответ явно оказался для него неожиданным. Я напомнил ему, что, победив на выборах 1981 года, социалист Миттеран национализировал целые секторы французской экономики, что повергло страну в экономический коллапс, ибо консервативные правительства Соединенных Штатов и Англии перехватили у Франции большинство серьезных инвестиций — вкладывать в новое социалистическое государство никто не хотел. Потерпев поражение на парламентских выборах 1985 года, Миттеран столкнулся с ситуацией, возникшей впервые после образования голлистской Пятой республики (1958), — президент-социалист и правая палата депутатов. Премьер-министром он мог бы назначить какого-нибудь умеренного консерватора вроде Валери Жискар д'Эстена, продолжал я. Однако же Миттеран обратился к крайне правому — лидеру голлистов Жаку Шираку. Острые на язычок французы прозвали этот союз «сожительством».
Ширак, чего и следовало ожидать, приватизировал все, что национализировал Миттеран, развернув таким образом на 180 градусов политику, принесшую четыре года назад победу социалистам. Миттеран и не подумал сопротивляться; он одобрил новое законодательство, позволив консерваторам снять с себя скальп.
А когда два года спустя Ширак бросил Миттерану вызов на президентских выборах, говорил я, выяснилось, что у него нет программы. Все, чего он хотел бы добиться, у французов уже было. Какой смысл голосовать за него? В результате он проиграл. Переизбрали Миттерана.
— Возьмите республиканскую программу, — убеждал я президента. — Сократите дефицит, понизьте уровень преступности, реформируйте систему пособий, словом, решите их проблемы. И к 1996 году они останутся с пустыми руками.
В памятной записке, составленной мной для Клинтона в марте 1995 года, я окрестил эту стратегию триангуляцией.
Но остается вопрос: каким образом Миттерану удалось удержать в узде членов собственной партии? Поменяв местами все, за что стояли и он, и они — в конце концов это ведь социалистическая партия, — Миттеран все же сохранил положение лидера. Как?
В каком-то смысле преподанный им урок даже более поучителен, нежели уроки Буша и Клинтона. Осуществляя политику триангуляции, Миттеран менял не только позиции, но и роли. Из лидера партии он превратился в президента страны. Он двигался от частного к общему и завоевывал авторитет, поступаясь властью.
