Но, как показывает история, есть среди них люди, научившиеся слушать и извлекать уроки из услышанного. Они воспринимают укоры в свой адрес и в адрес своей партии и обращают внимание на тех, кто требует перемен. Многие чисто рефлекторно от такой критики отмахиваются, но есть и такие, кто к ней прислушивается и воспринимает не как досадную помеху, но как стимул к самокритике и самосовершенствованию.
Несомненно, иные руководствуются чисто эгоистическими соображениями: они готовы предоставить клиенту все, что тот ни пожелает, и совершить тем самым выгодную политическую сделку. Демагоги, озабоченные лишь собственным успехом, те, кто, по словам Лилиан Хеллман, «ампутирует совесть, чтобы соответствовать моде», — неизбежный элемент нежесткой политической структуры вроде нашей.
Но есть и такие, кто действительно переживает крупные внутренние перемены. Выясняется, что в глубине души они разделяют иные из разочарований, которые испытывают независимые избиратели. И, убедившись в этом, открыто признают, что партия нуждается в коренных реформах.
Оказываясь в эпицентре дебатов, что бушуют в американской политической жизни с ее ветрами и ураганами, такие инсургенты в какой-то момент останавливаются и начинают прислушиваться к своим критикам. И, не отметая с порога упреки и обвинения, учатся на них. То есть приступают к починке собственного политического механизма.
В этом разделе речь пойдет о трех таких деятелях — англичанине Тони Блэре, японце Юнихиро Коидзуми и американце Джордже Макгаверне. Все трое занялись реформой своих партий. Все трое безжалостно расправились со старой гвардией. Но победили лишь первые двое. Макгаверн же преуспел в реформе, но настолько оттолкнул тех, с кем боролся, что в предсмертных судорогах они и его отправили на тот свет.
Палка о двух концах: для того чтобы стать во главе партии, надо взять верх над старым, негодным лидером, — но при этом обеспечить себе тылы, так чтобы на пути к победе тебе не воткнули нож в спину.
Как же этого достичь? Иные из тех, что решили задачу, двигались в своих реформаторских поползновениях к центру. В такомслучае куда направятся крайне левые и крайне правые из числа твоих собственных однопартийцев? В противоположную сторону идеологического спектра? Сомнительно.
Когда Тони Блэр повел английских лейбористов к центру, профсоюзным боссам не оставалось ничего, как только последовать за ним; нельзя же в конце концов брататься со своими злейшими врагами — тори. Когда Клинтон повел в ту же сторону демократов, либералы, пусть и упираясь, пусть и впадая в обличительную риторику, двинулись за ним. А что им оставалось? Голосовать вместе с республиканцами-правыми?
Но такие маневры могут оказаться гораздо сложнее, если идеологические границы между партиями проведены недостаточно четко. Попытка Джорджа Макгаверна переместить демократов налево стала открытым приглашением его соперникам — консервативно настроенным партийным боссам — перебежать в лагерь Никсона. По мере того как Мак-гаверн сдвигался левее и левее, позиция умеренных республиканцев начинала выглядеть в глазах консерваторов из его собственной партии все привлекательнее и привлекательнее. И вот вместо того, чтобы следовать за коварным Макга-верном, они решили, что куда целесообразнее будет объединиться с Никсоном и покончить с заразой у себя дома.
ПРИМЕР ПЯТНАДЦАТЫЙ — УСПЕХ
ТОНИ БЛЭР РЕФОРМИРУЕТ ЛЕЙБОРИСТСКУЮ ПАРТИЮ И СТАНОВИТСЯ ВО ГЛАВЕ БРИТАНИИ
Проиграв за двадцать лет (1978—1997) парламентские выборы четыре раза подряд, лейбористы должны были устать от поражений. Однако профсоюзные лидеры, фактически руководившие партией, упорно отказывались понять очевидное — что англичанам они не нравятся и что если они и впредь будут определять партийную политику, новых поражений не избежать.
Равным образом леваки, удерживавшие над партией идеологический контроль и настаивавшие на проведении антиамериканской внешней политики, никак не могли взять в толк, что избирателям не по душе их призывы к одностороннему разоружению. Опасливо полагая, что «односторонники» и профсоюзные боссы подталкивают страну к пропасти, колеблющиеся избиратели все же поддерживали консерваторов, при том что базовые идеологические позиции последних давно вышли из употребления. По словам политолога Киса Лейборна, избиратели пришли к убеждению, что «лейбористская партия целиком подпала под влияние профсоюзов, бредящих национализацией, повенчанных с пацифизмом и не способных управлять финансовыми потоками».
Сопротивляясь малейшим переменам, объединившиеся профсоюзы и леваки-«односторонники», как в свое время Бурбоны, ничему не научились и ничего не забыли. Поддерживая руководство, которое на словах выступало за реформы, но на деле не способно было — либо просто не хотело — избавиться от роковой связки профсоюзов и леваков, партия терпела поражение за поражением.
И лишь в 1994 году, когда лейбористскую партию возглавил Тони Блэр, она решительно повернула к центру и сбросила с трона профсоюзы, провозгласив политику «справедливости, но не фаворитизма». Сдвигаясь вправо во внешней политике, отказываясь от социалистической идеологии, выступая за законные ограничения прав профсоюзов, Блэр привлек к лейбористам симпатии англичан. Разочарованный — да и наскучивший — девятнадцатилетним правлением тори английский избиратель в массе своей в 1997 году проголосовал за Блэра.
Долгую и изнурительную борьбу Блэр вел за реформы. Удивительно, что ему удалось преуспеть. Но уж коль скоро фокус алхимии удался и профсоюзный свинец превратился-таки в политическое золото, на всеобщих парламентских выборах Блэр торжествовал победу. Насколько тяжелой была борьба с профсоюзами, настолько легкой оказалась победа над тори; политического веса, который он набрал в ходе реформирования собственной партии, вполне хватило, чтобы занять резиденцию на Даунинг-стрит, 10.
Долгая пора изгнания началась в 1979 году, когда лейбористы проиграли парламентские выборы после пребывания у власти в течение двух сроков. Британские профсоюзы, некогда самые влиятельные союзники партии, превратились в тяжелейшее бремя. «К началу семидесятых, —. писал Джеффри Уайткрофт в одном из номеров журнала «Атлантик» за 1996 год, — профсоюзы превратились в самодовольную и разрушительную силу… связь с ними сделалась для лейбористов политически неблагоприятной».
Но еще большую опасность представляли леваки. Лейбористская партия подпала под влияние группировок наподобие «Воинствующих», секты троцкистского толка, отстаивавшей общественную собственность и одностороннее ядерное разоружение. «Неспособность лейбористской партии избавиться от «Воинствующих» (которые сошли со сцены только в середине 1980-х), — пишет Лейборн, — привела к тому, что большинство избирателей начало видеть в ней силу, слишком опасную, чтобы возвратить ее к власти».
Искалеченные профсоюзами и поддержкой слева, лейбористы проиграли выборы 1978 года, набрав лишь 38 процентов голосов против 45, отданных за тори во главе с Маргарет Тэтчер. И это было всего лишь начало медленного сползания в политическое чистилище.
Далее профсоюзы и левые, так, словно им не хватало проигранных выборов, затеяли смену процедуры формирования партийной верхушки, что должно было позволить им укрепить контроль над партией. Цель была достигнута, но завоеванная власть и недемократические процедуры ее удержания привели почти к двадцати годам унизительных поражений. Система, принятая в 1981 году, давала профсоюзным боссам при выборе руководства партии 40 процентов голосов. Она также позволяла им голосовать по собственному усмотрению, не снисходя до того, чтобы поинтересоваться мнением рядовых членов. Еще 30 процентов передавалось руководителям местных организаций, которые также могли распоряжаться по своему усмотрению. Ну и оставшиеся 30 процентов — собственность парламентариев, которые хотя бы были избраны, то есть представляли не только себя.
