Вопрос в другом: достигали ли эти траты своих адресатов, или же оседали в карманах мошенников от политики, каким предстаёт здесь Парвус-Гельфанд?
Во-вторых, Ганецкий (Фюрстенберг) действительно располагал коммерческими связями с Парвусом, Ганецкий сам занимался коммерцией, правда, использовал для этих занятий далеко не всегда законные способы, о чём сообщалось даже в печати. Газета Сувориных «Новое время» в номере от 16 (29) июля, цитируя «Новую жизнь» (что было распространено в газетах того времени по самым разным поводам), сообщает: «Из-за тайного провоза термометров через своих агентов Фюрстенберг был арестован и выслан из Дании по уплате штрафа. На карандашах, как видно из телеграмм, он потерпел убытки». И действительно, одно время в Копенгагене была настоящая вакханалия с карандашами, которые покупались спекулянтами целыми сотнями тысяч штук для пересылки в Россию, так что разразился даже карандашный кризис. Фюрстенберг тоже от него пострадал: «Карандашах громадные убытки», — сообщает Суменсон, по каковому поводу редакция «Нового времени» в продолжении публикации издевательски замечает: «И никто, кроме М. Горького, его не пожалеет. Где же, в самом деле, справедливость?! А что значит тревожная телеграфная переписка о каких-то дюжинах „карандашей“, за которыми разумеются бомбы, босяков не интересует».
Между тем сарказм редакции «Нового времени» в адрес «босяков» из «Новой жизни» в этом случае представляется неуместным: большевикам совершенно незачем было организовывать тайную, под видом карандашей, доставку бомб, поскольку в их распоряжении находились целые полки Петроградского и Кронштадтского гарнизонов в полном вооружении, что особенно ярко проявилось в ходе Июльского выступления.
Тем не менее отдельного рассмотрения заслуживают утверждения «Живого слова» от 5 июля о том, что Ганецкий в Стокгольме, а присяжный поверенный Козловский и родственница Ганецкого Суменсон в Петрограде фактически осуществляли контакты между большевиками и германским генштабом. Напомним, что по утверждению «Живого слова», был «установлен непрерывный обмен телеграммами политического и денежного характера между германскими агентами и большевистскими лидерами». Газета «Новое время» 13 (26) июля частично приводит содержание этих телеграмм: «Суменсон. Надеждинская, 36, Петроград. Больше месяца без сведений. Деньги крайне нужны. Новый телеграфный адрес, Сальтшебаден (Стокгольм), Фюрстенберг (он же Ганецкий). / Ульяновой (Ленина), Широкая, 48–9, Петроград, Новый телеграфный адрес Сальтшебаден, Фюрстенберг. / Коллонтай. Исполнительный комитет. Таврический. Козловскому. Сергиевская, 81. Станкевич отобрали. Торнео всё сделали личный обыск протестуйте требуйте немедленной высылки нам отобранных вещей не получила ни одного номера Правды ни одной телеграммы ни одного письма. Пусть Володя телеграфирует присылать ли каком размере телеграммы для Правды. / Фюрстенберг. Стокгольм, Сальтшебаден. Номер 86 получила вашу 127. Ссылаюсь мои телеграммы 84–85. Сегодня опять внесла 20 000, вместе семьдесят, Суменсон… / Фюрстнеберг. Сальтшебаден. Стокгольм. Зовите как можно больше левых на предстоящую конференцию мы посылаем особых делегатов телеграммы получены спасибо продолжайте Ульянов Зиновьев… / Сальтшебаден. Козловскому. Семья Мери требует несколько тысяч что делать газет не получаем. / Гиза. Фюрстнеберг. Сальтшебаден. Финансы весьма затруднительны абсолютно нельзя дать крайнем случае 500 как последний раз карандашах громадные убытки оригинал безнадёжен пусть Нюа-Банкен телеграфирует новых 100 тысяч Суменсон. / Козловскому. Сергиевская, 81. Первые письма получили Нюа-Банкен телеграфировал телеграфируйте кто Соломон предлагает совместное телеграфное агентство».
Сумбурное содержание приводимых «Новым временем» телеграмм позволяет как минимум констатировать большую путаницу в адресах и названиях фигурирующих в них лиц и структур. Во-первых, в известной публикации «Живого слова» стокгольмский банк назван «Виа-Банком», в телеграммах же он фигурирует под названием «Нюа-Банкен»; одна из телеграмм адресована Козловскому в Сальтшебаден в Швеции, где на самом деле находился не он, а Фюрстенберг-Ганецкий и т. д.
Кроме того, что касается многозначительно выглядящих в телеграфной переписке упоминаний агентов под номерами, то скорее всего они относятся к коммерческим агентам Ганецкого-Фюрстенберга и Суменсон, занимавшимся вместе с ними поставками контрабандных товаров, — таких, как упомянутые в «Новом времени» карандаши и термометры, что и объясняет необходимость конспирации. И столь же многозначительно выглядящие в телеграммах средства «Нюа-Банкен» вполне могли быть денежными ссудами, выделявшимися для пополнения оборотов — в качестве финансовых инструментов, используемых во все времена существования банковской системы.
Однако главное, на что следует обратить внимание в этой телеграфной переписке, состоит в том, существовала ли она в принципе. Исходя из того, что как это было показано выше, Керенский со товарищи не гнушался добавлять несуществующие подробности в протокол допроса прапорщика Ермоленко, можно с уверенностью предположить, что и приведённая телеграфная подборка «страдает» теми же недостатками, то есть в значительной степени сфальсифицирована, если вообще не является выдумкой от самого начала и до конца. У Керенского в этом случае было то потрясающее преимущество, что телеграммы были перехвачены будто бы армейской разведкой, и подробности «перехвата» общественному контролю не поддавались. Керенский же, напомним, и со вступлением на пост председателя правительства сохранил за собой портфели военного и морского министра, а значит, и прямое руководство разведкой. С учётом этого посыла становится понятным, откуда и главное — зачем в тексте телеграмм появились столь очевидные «доказательства» связи между Лениным, Зиновьевым, с одной стороны, и Фюрстенбергом-Ганецким, с другой. Эту действительно существовавшую связь Ленин подтверждал, однако, как связь с партийцем, который принимал участие в политической работе за рубежом наряду с собственными занятиями коммерцией. И даже сам Керенский, снедаемый стремлением придать максимальную правдоподобность своим воспоминаниям, не удержался от того, чтобы привести публичную позицию Ленина по этому конкретному вопросу: 27 июля, после того как в газетах были опубликованы остальные обвинительные показания, Ленин писал в газете «Рабочий и солдат», что все обвинения против него сфабрикованы в духе «дела Бейлиса»: «Прокурор играет на том, что Парвус связан с Ганецким, а Ганецкий связан с Лениным! Но это прямо мошеннический приём, ибо все знают, что у Ганецкого были денежные дела с Парвусом, а у нас с Ганецким никаких» (курсив Ленина).
Возможно именно в этом, отмеченном Лениным нюансе — о существовании денежных дел между Парвусом и Ганецким и их отсутствии между Лениным и Ганецким — и кроется настоящая тайна связей между германским правительством и русскими социалистами. Поскольку Парвус скорее всего действительно получал денежные средства от Германии на поддержку пацифистских настроений в России, постольку, как мы это уже отметили выше, он должен был располагать убедительными подтверждениями того, что деньги тратятся согласно их целевому назначению. И так как Ленин отказал Парвусу в сотрудничестве, заклеймив его как ренегата ещё в 1915 г., тому с очевидностью требовался посредник для «связи» с Лениным — будто бы для передачи денежных средств. К роли такого посредника лучше всего подходил именно Фюрстенберг-Ганецкий, поскольку он располагал совместными с Лениным политическими интересами. Парвус скорее всего отчитывался перед своими германскими хозяевами за расходование средств именно этой связью, — с той лишь разницей, что ни Ленин не получал германских денег, ни скорее всего Ганецкий, поскольку был вынужден заниматься, как это явствует из переписки, контрабандой: при наличии средств он в здравом уме вряд ли решился бы на рискованные операции.
