Но это, если угодно, идеологическая подкладка. Ленин далее в упомянутом «Марксизме и восстании» фактически развивает Маркса, когда выдаёт рекомендации сугубо практического характера, говоря о необходимости для обеспечения успеха восстания «организовать штаб повстанческих отрядов, распределить силы, двинуть верные полки на самые важные пункты, окружить Александринку, занять Петропавловку, арестовать генеральный штаб и правительство, послать к юнкерам и к дикой дивизии такие отряды, которые способны погибнуть, но не дать неприятелю двинуться к центрам города; мы должны мобилизовать вооружённых рабочих, призвать их к отчаянному последнему бою, занять сразу телеграф и телефон, поместить наш штаб восстания у центральной телефонной станции, связать с ним по телефону все заводы, все полки, все пункты вооружённой борьбы и т. д.»
[125]
Именно эти ленинские рекомендации в точности и реализовали на практике большевики 25 октября (по ст. ст.) 1917 г., когда силой и властью того самого, специально созданного для захвата власти Военно-революционного комитета (ВРК) последовательно, одно за другим, заняли мосты, телеграф, телефон, центробанк и, наконец, арестовали Временное правительство.
Кроме того, наряду с захватом государственной власти, объектов жизнеобеспечения в столице и провозглашением нового строя большевики приступили к овладению инициативой на информационном поле: газеты стали такой же целью и объектом переворота, как почта, телеграф, телефон и сама государственная власть. Немедленно решениями ВРК начали закрываться оппозиционные большевикам газеты: непосредственно в день переворота, 25 октября, были закрыты газеты «Русская воля» и «Сельский вестник». Причины, по которым большевики сочли необходимым ликвидировать в первую очередь именно эти два не самых влиятельных издания, оказались глубоко «личными». По поводу протопоповской «Русской воли» Ленин, напомним, неприязненно отзывался ранее в полемике с плехановским «Единством»: «Что это такое? Чем это отличается от погромной агитации? от „Русской Воли“?». В итоге типография этой газеты удостоилась специального решения ВРК о её конфискации непосредственно в день Октябрьского переворота
[126]
. У газеты же «Сельский вестник», помимо того, что её выпуск осуществлялся за счёт средств МВД царского правительства, а затем за счёт средств того же ведомства, но уже в составе Временного правительства, была ещё и та «вина», что её редакция в течение нескольких месяцев 1917 г. делила помещение с редакцией «Правды» — в том числе в день погрома этого большевистского официоза 5 июля. Но закрытие этих двух изданий оказалось только началом широкомасштабного наступления на свободу слова и все другие демократические свободы.
26 октября ВРК приняло ещё одно «знаменательное» решение, которым комендатуре Красной гвардии предписывалось «дать в распоряжение комиссара печати 120 красногвардейцев для производства сегодня ночью ареста всех газет, закрытых за помещение воззвания бывшего Временного правительства, и все газеты, которые поместят назавтра воззвание генерала Духонина, а редакторов газет и главных сотрудников арестовать». Ещё одним решением ВРК от того же 26 октября поручалось «товарищу Ивану Петровичу Флеровскому произвести конфискацию листка партии социалистов-революционеров „Ко всей революционной демократии России“». Та же участь 26 октября постигла и меньшевистскую газету «День», которой в ещё одном решении ВРК было уделено всего две строки: «Военно-революционный комитет постановил приостановить газету „День“ за поднятую газетой травлю советов».
Наконец, через день после переворота, 27 октября, был принят Декрет о печати, согласно которому закрывались издания, «призывающие к открытому сопротивлению или неповиновению рабочему и крестьянскому правительству», а также «сеющие смуту путём явно клеветнического извращения фактов»
[127]
. При этом моральные обязательства перед политическими союзниками — левыми эсерами, разделявшими власть наряду с большевиками некоторое время после Октябрьского переворота, обязывали большевиков поначалу акцентировать внимание на «вынужденности» репрессий: поэтому в декрете сообщалось о его временном характере и о том, что Общее положение о печати «будет отменено особым указом по наступлении нормальных условий общественной жизни». На практике же публикация Декрета стала стимулом для ВРК в том, чтобы продолжить атаку на свободу слова и уже на следующий день, 28 октября, выпустить ещё одно предписание — на сей раз коменданту Петрограда — о постановке караулов у 10-ти редакций закрытых в предыдущие дни газет с указанием точных адресов их расположения: «1) Ямская, 15 — „День“; 2) Жуковская, 21 — „Речь“ и „Современное слово“; 3) Екатерининский канал, 31 — „Петроградский листок“; 4) Владимирский проспект, 10 — „Петроградская газета“; 5) Галерная, 40 — „Биржевые ведомости“; 6) Эртелев, 13 — „Новое время“; 7) Звенигородская, 28 — „Новая Русь“; 8) Николаевская, 26 — „Живое слово“; 9) Сайкин, 6 — „Копейка“»
[128]
.
Через непродолжительное время, не позднее 7 ноября, большевистские репрессии против печати продолжились принятием Декрета о введении государственной монополии на объявления, то есть на сбор средств от публикации рекламы в газетах.
Для практической реализации обоих декретов в составе нового правительства — Совета народных комиссаров (СНК) был учреждён пост наркома печати. Правда, первый из большевистских комиссаров по печати Н. Н. Дербышев вскоре уволился, а перед следующим наркомом А. Е. Минкиным стояла та же, что и перед Дербышевым, практически невыполнимая задача: обеспечить превосходство большевиков на информационном поле в кратчайшие сроки. Характерное письмо, обнаруженное автором среди документов Совнаркома в Государственном архиве РФ, направил этот большевистский министр в ВРК 23 ноября 1917 г.: «Часть газет сегодня вышла, ибо несмотря на заявления и обещания, в моём распоряжении не оказалось ни достаточного количества красногвардейцев, ни автомобилей. Заготовленные постановления о приостановке газет, как и помощники комиссара и сам комиссар, ждали до 2-х часов ночи возможности отправиться на места. Результаты налицо: часть газет вышла. Обращаю ваше внимание на невозможность продолжать так работу, ибо помимо того, что тратишь напрасно массу сил и энергии, приходится ещё выслушивать справедливые нарекания тт., вызванных на помощь. Настоящим заявляю, что если в моём распоряжении не будет каждую ночь 100 вооружённых товарищей и 5 легковых и 1 грузовой автомобилей, то снимаю с себя ответственность за дальнейшую борьбу с нарушителями декрета о монополии на объявления. Без указанного выше условия я физически не в состоянии выполнить эту задачу. Комиссар по делам печати»
[129]
.
