Религия — это путь к единению с Божеством. На самой заре человечества люди узнали о высшем блаженстве души. Мы говорим о той несказанной радости, подъёме, счастье, которое мы называем апофеозом души, вхождением в райские кущи, вознесением души, слиянием с Богом, сатори и нирваной, трансом, экстазом, благодатью. У этого чувства много ступеней — от душевного подъёма при молитве до восторга причастия и до ликования души при слиянии с Господом. Это чувство хорошо известно людям, и было много раз описано. Оно сродни высшей земной радости, достигаемой в слиянии с женщиной. «Что может быть лучше секса с пятнадцатилетней блондинкой?» — спрашивал себя Вуди Аллен, и отвечал: секс с двумя пятнадцатилетними блондинками». Но по сравнению с апофеозом души мечта Аллена не намного лучше заполнения годового отчёта о подоходном налоге. ЛСД и наркотики тоже не могут сравниться с этой благодатью.
Виктор Пелевин описывает беседу трёх «грибников» у костра. «В наркотике-то кайфа нет, это же просто порошок или грибочки. Это как ключ от сейфа». А можно ли открыть этот сейф без наркотиков, спрашивает другой. «Можно, для этого люди уходят в монастыри, и там прутся со страшной силой», — отвечает первый. Почему же мы не знаем о вечном кайфе? Потому что «если тык вечному кайфу прорвёшься, тебе не будут нужны ни тачка, ни бензин, ни реклама, ни порнуха, ни новости». Люди не будут тяжело работать или красть, чтобы получить материальные блага, но устремятся к благодати, и на этом окончится прибыль бизнесменов, заключает герой Пелевина.
До недавнего времени этот «секрет» был известен всем. И хотя благодать не каждому даётся, даже обычная воскресная служба может принести немало радости обычному человеку. Человек может надеяться подняться по трудной тропе и снискать благодать. Это знание было несовместимо с рынком, и действительно, рынок занимал лишь скромное место в жизни общества. Общество было объединено вокруг церкви, храма, мечети, и это было первое самое важное здание, воздвигаемое в новом селе или городе, потому что духовные потребности человека не менее важны, чем потребности материальные.
Мы приучены принимать материалистические рассуждения и отклонять объяснения, ссылающиеся на духовные факторы. Так, Валлерстайн совершил героические усилия (не во всём успешные), чтобы описать конец света в материалистических терминах. Но и это желание втиснуться в узкое прокрустово ложе материализма — тоже часть капиталистической аберрации, заставившей человечество отречься от духовной компоненты мира. До Аберрации сама идея тотально материалистического мира, объяснимого в соответствии с материалистическими законами, казалась бы странной. Человеческое видение мира менялось в зависимости от времени и места, но никогда не было до такой степени грубо материалистичным. Наш мир не поддаётся адекватному материалистическому объяснению, так же как не вписывается он в рамки ньютоновой механики.
Мыслители древности видели мир как духовно-материальный, многослойный континуум, где силы Добра и Зла, Добродетели и Грехи, Идеи и Народы имеют своё собственное полунезависимое существование. Эти силы персонифицировались как боги, ангелы или демоны. Новый Завет говорит о Князе Мира Сего и других силах, противостоящих Человеку. Св. Павел ощущал грядущую беду, потому что «наша брань не против плоти и крови, но против мироправителеи тьмы, против злых духов поднебесных»
[44]
.
Их видение мира более адекватно реальности. Легче, логичнее объяснять беды и спасение, катастрофы и процветание влиянием высших сил, а не материальными факторами. Легче объяснить долгие десять лет Троянской Войны борьбой протроянских богов с прогреческими, чем красотой Елены или торгово-коммерческими интересами. Холодную войну можно рассматривать как борьбу Русского Духа Общины или Православного Русского Христа с откормленным Американским Мамоной. А начавшуюся Третью мировую войну против народов «третьего мира» религиозное сознание может назвать «Армагеддоном».
Связь между духом и материей можно объяснить в терминах любви Человека к Богу. Так её описывает Песнь Песней, так расшифровывает её и суфийский шейх ордена Накшбанди, Джами, в своей поэме «Юсуф и Зулейка». Маулана Hyp ад-Дин Абд эль-Рахман Джами написал эту аллегорическую поэму в 1483 году, в возрасте семидесяти лет. Юсуф, наделённый небесной красой, олицетворяет Бога, а Зулейка — душу мистика. Эта любовная поэма на самом деле — поэма о любви Человека к Богу, а Фрейд всё перепутал: не небесная любовь есть подмена и сублимация любви земной, но земная любовь — упрощение и профанация любви небесной.
Не только Человек стремится к Богу, но и Бог тоже стремится к Человеку. В осаждённом Наблусе, сидя на толстом зелёном ковре Зелёной мечети, я внимал словам проповедника. «Ты любишь Айшу из Рамаллы, сказал проповедник, и она желает быть с тобой. Но ты не можешь добраться до Рамаллы, вас разделяет блокпост Каландия. Ты часто ездишь в Каландию, но израильские солдаты не пропускают тебя. Айша тоже приходит к блокпосту и тоже не может прийти к тебе. Вы шлёте друг другу сообщения, звоните, машете руками на расстоянии. То же происходит между Богом и Душой, а на блокпосту стоит Шайтан».
Попытки Бога дотянуться до Человека представлены в Библии сперва как союз с Израилем, а потом — как Воплощение.
Трансцендентальный Бог совершает великое чудо и воплощается в имманентном теле Человека. Но и это чудо, эта высшая жертва, натыкается на противодействие Оппонента.
Сергей Аверинцев, видный современный российский мыслитель, напоминает нам о парадоксе библейской веры и вопрошает: «Может ли Бог — трансцендентный, духовный и вездесущий — наделить Своим особенным реальным присутствием какое-нибудь отдельное место в пространстве, будь то Святая Святых или лоно Марии, физическое тело Человека Иисуса или евхаристические хлеб и вино.
Не кощунственно ли по отношению к духовному и исключительно трансцендентному учению отважиться говорить таким странным языком?» Он указывает, что это — одна из тенёт веры: «(…) «И буду обитать (wesakanti) среди сынов Израилевых». Тот же семитический корень — sakan («поселиться», буквально — «разбить шатёр»), воспринятый греческим языком, употреблён в Иоанновом Прологе (Иоанн 1, 14): «И Слово стало плотью и обитало (гакг|Уооагу) с нами». Вездесущий стал Присутствующим, Невместимый обретает вместилище.
Аверинцев открывает нам боговдохновенную мысль: «Но воля, враждебная этому Присутствию, которая называется в Новом Завете архонтом («Князем» — И. Ш.) этого мира (Иоанн 12: 31; 14: 30; 16: 11), делает попытки развести трансцендентность и имманентность, закрыть двери творения перед Творцом и таким образом очистить природу от всего сверхъестественного. В этом он получает некоторую поддержку от невольного союзника: от зелотского богословского рационализма, жаждущего искоренить всё, что в его глазах скомпрометировано каким-либо напоминанием о народных полуязыческих верованиях древности или многобожия эзотерических кругов, и получить чистейший трансцендентализм».
Это — глубочайшая мысль: Сатана поддерживает (или генерирует) идеи, исключающие Божью благодать из нашей жизни. Его сверхзадача — профанировать мир, а сверхзадача Бога — наполнить мир своей святостью и благодатью. В терминах Сатаны любовь это товар, в Божьих терминах — секс это манифестация вселенской Любви. Князь мира сего хочет, чтобы Человек забыл о жизни духовной, но Бог хочет поднять Человека до своего уровня.
