Пограничников я не видел, и контакта у меня с ними не было, телефон взвод связи ко мне не протягивал, вся связь была только вестовыми.
Слева от меня в 300 метрах занимал оборону эскадрон Линькова, справа никого не было, там болото. Первая немецкая атака силами до взвода была около 6.00. Отбили легко винтовочным огнем. Эскадрон потерь не имел. Были ли потери у немцев, точно сказать не могу.
Приказа или запрещения вести огонь по немцам я ни от кого не получал. Еще до начала войны мне как командиру эскадрона была боевая задача удерживать намеченный рубеж обороны всеми средствами.
В течение дня 22.6 мы отбили еще 3 или 4 атаки. Немцы сразу откатывались назад, как только эскадрон открывал огонь. Танков не было. По нам стреляли из минометов, но очень неточно. Из пушек немцы не стреляли.
Потери (6 бойцов) эскадрон понес от огня сзади. Кто стрелял, не знаю. После прочесывания рощи позади полка было задержано несколько польских хуторян с оружием. Я не знаю, что с ними сделали. Эти сведения мне сообщил нач. продфуражной службы полка уже спустя несколько дней под Белостоком.
Около 19 часов вестовой привез устный приказ комполка оставить позиции и отходить в галенковский лес. Двигались по дороге. Немецкие самолеты летали, но нас не бомбили. Немцы нас не преследовали, и оставлять заслоны не было нужно.
Приказов поджигать хутора никто не давал, и мы этого не делали. Лошадей и коноводов там не было, и что стало с ними, я не знаю.
Оружие хранилось в казарме в открытых пирамидах. Патроны по 60 штук на карабин были выданы красноармейцам еще 18–19 июня. Эскадронный запас по 300 патронов на карабин был загружен во вьюки на заводных лошадей в эти же сроки. Гранат и ручных пулеметов в эскадроне не было».
Данные записи похожи именно на ответы на вопросы Покровского — «1. Был ли доведен до войск в части, их касающейся, план обороны государственной границы; когда и что было сделано командованием и штабами по обеспечению выполнения этого плана?», «2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто до начала боевых действий?» и «3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидавшимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня; какие и когда были отданы указания по выполнению этого распоряжения и что было сделано войсками?».
Также, похоже, офицеров спрашивали, был ли запрет вести огонь по врагу. И, видимо, о том, где и как хранилось оружие и боеприпасы в этом приграничном полку ЗапОВО. Ведь в Бресте прошла команда от штаба 4-й Армии Коробкова и Сандалова изъять патроны из казарм и сдать их на склады. Выдача же патронов на руки бойцам 18–19 июня подтверждает, что в эти дни приграничные дивизии западных округов получили приказ Москвы на приведение в повышенную боевую готовность. И его даже Павлов доводил до подчиненных.
Судя же по тому, что поляков с хуторов удерживали в клубе до позднего вечера 21 июня и что готовили семьи командиров к эвакуации на 3 часа утра 22 июня, дату и время возможного нападения комполка точно знал. Эти поляки потом и стреляли в спину нашим бойцам, более того — со стороны еврейского села, в целях провокации ответного огня по нему.
Вот такие вот воспоминания очевидца. Ну а полные ответы генералов — комдивов и комкоров разберем в отдельной книге-исследовании…
11.06.2012 — 03.08.2012 — 11.12.2012.
