Виктор Резунков: Очень интересно это слышать от человека, который стоял у истоков создания вот тех фильмов, которые сейчас идут, — «Улицы разбитых фонарей» и «Бандитский Петербург».
Владимир Бортко: Пожалуйста. Ради бога! Например?
Виктор Резунков: А что вы имеете в виду?
Владимир Бортко: «Бандитский Петербург». Одну секунду! Чем кончается «Бандитский Петербург» в моей режиссуре, простите? Дальше я не отвечаю. За то, что было дальше, я не отвечаю. А знаете чем? Вы «Бандитский Петербург» не смотрели?
Виктор Резунков: Я смотрел, но я не помню, чем кончается.
Владимир Бортко: Кончается тем, что главные герои убиты. Кстати, в Соединенных Штатах Америки (на территории которых мы находимся), уважаемой страны, любой фильм гангстерский закончился бы так же. Любой! Ибо зло должно быть наказано. У меня оно наказано — их застрелили. Два контрольных выстрела в голову. И это главные герои. Это нормально. Я ни в коем случае не грешил, извините, пожалуйста, против себя, против морали. Это жанр — гангстерский фильм. А гангстерский фильм должен кончаться гибелью героя.
Виктор Резунков: Ну, он появился, и после этого название «Бандитский Петербург», помните…
Владимир Бортко: Люди хотят зарабатывать.
Виктор Резунков: Почему?
Владимир Бортко: Я к этому, к сожалению, не имею никакого отношения. И вот начинаются те же самые вещи: «А давайте мы заработаем еще». Тут музыка, знаете, хорошая была. Ну, у композитора купили музыку. Что ж, он пропадать будет?… Бренд пошел. Ну, пошел бренд. Но я-то за него не отвечаю. Но хотелось бы отвечать, если мы придем к власти, уж в этом не сомневайтесь, вот это будет сделано. Если будет гангстерский кинофильм, а он будет, то он закончится смертью героя, как кончаются фильмы в Америке, точно так же. «Бонни и Клайд» — вот гангстерский фильм. Чем он кончился? Этот вы смотрели, наверняка.
Виктор Резунков: Да, конечно. Ну, в фильме «Схватка» один из грабителей все-таки успевает улизнуть с деньгами.
Владимир Бортко: Наверное, он не совершал уж таких каких-то… или был вынужден что-то делать…
Виктор Резунков: Он был ранен, но сумел убежать.
Владимир Бортко: Вот как? Тут всегда тоже найдется какое-то объяснение. Потому что зритель в зале должен понимать, что такое добро, а что такое зло. Почему я люблю американский кинематограф, я, коммунист? Потому что это там сделано. Там не может выйти фильм, я имею в виду массовый фильм, вот с такой идеей: «Вы знаете, вы грабьте побольше — и будет хорошо». Назовите мне какой-нибудь. А они беспокоятся о нравственности своего народа. Мы тоже хотим беспокоиться о нравственности своего народа. Все.
Виктор Резунков: А какие сериалы вы в последнее время смотрели?
Владимир Бортко: Смотрел «Идиота», 10 серий, «Мастера и Маргариту», 10 серий. Неплохие, кстати сказать, фильмы.
Виктор Резунков: Великолепные.
Владимир Бортко: Вот я и смотрел.
Виктор Резунков: И все? Больше ничего?
Владимир Бортко: Вы знаете, я с 2000 года снял 15 серий «Бандитского Петербурга», 10 серий «Идиота», 10 серий «Мастера и Маргариты». И только что закончил большой кинофильм, 2 часа 15 минут, что называется, блокбастер. Как я жив остался?… И это все за 8 лет. Так что у меня, честно говоря, не очень много времени смотреть. Да еще и желание… Понимаете, сапожник без сапог. Как один художник сказал: «Голова должна быть чистой».
Виктор Резунков: Ну да, понятно. А что с фильмом «Иосиф Сталин», сценарий к которому должен был написать Радзинский?
Владимир Бортко: Ай, как жалко!
Виктор Резунков: Он его написал?
Владимир Бортко: Нет. Он еще книжку не закончил. Ну, талантливейший человек. Не будешь же его… Я несколько раз у него был, я на коленях стоял, я говорил: «Ну, когда же?».
Хотя существует опасность — фигура тиражирована, причем тиражирована она не по масштабу сей личности. Понимаете, можно ходить, курить трубку, говорить: «А что думает Генеральный штаб? Что мы сейчас сделаем?», — но это ведь не та фигура. Это фигура, о масштабе которой… хватит пальцев на руках для того, чтобы перечислить. Наполеон, например. Хотя эта фигура помощнее, пожалуй, будет по своему значению в истории человечества. Ибо Наполеон не успел… а мы как-то до Никарагуа дошли. Не только Европа, но даже и туда. Это все следствие. Но я не говорю, что… эта фигура чрезвычайно трагичная и, мягко говоря, неоднозначная. И я это могу сказать совершенно точно, поскольку дедушка у меня расстрелян в 1937 году. И я этого никогда не забуду. Но одно дело — личная судьба моего дедушки, другое дело — идея, которая…
Кстати, самое поразительное. Я хочу даже вас спросить. Вот мы с вами сидим, нас сейчас, наверное, слышно достаточно далеко. У вас наушники. А я сейчас сяду в машину, поеду… от спутника, чтобы я не потерялся по дороге. Извините, пожалуйста, за 6 тысяч лет что-нибудь сделано в социальных отношениях, в отношениях между людьми или так все и осталось, что человек человеку волк? А?
Виктор Резунков: Думаю, что, да, наверное, все-таки это видоизменилось. Ну, 6 тысяч лет назад, конечно, я не могу сравнить…
Владимир Бортко: Да вот за это время. А что изменилось-то? Как хотел горло перекусить товарищу дорогому, так вот и хочет. И была единственная попытка, когда… Ведь самое главное — это не то, что «мы построим еще электростанцию» или «БАМ сделаем», а мы изменим отношение между людьми — вот за что нужно ценить. Это была единственная попытка. И конечно же, она не последняя, я в этом абсолютно убежден.
Виктор Резунков: По-моему, какая-то страшная, трагическая ошибка — то, что вот эта единственная попытка изменить отношения между людьми обернулась тем, что несколько десятков миллионов людей были уничтожены.
Владимир Бортко: Ну, насчет десятков миллионов — давайте мы с вами… Хватит и двух, в действительности.
Виктор Резунков: Как говорил Достоевский о слезинке одного ребенка…
Владимир Бортко: Да, конечно, хватит и этого. Не в этом дело. Хотя вот что интересно. Вы знаете что-нибудь о детских крестовых походах?
Виктор Резунков: Слышал немножко.
Владимир Бортко: Собирали со всей Европы детей, они пошли… И не вернулся ни один. Более того, если посчитать количество костров… Кстати, это не в тяжелое Средневековье, там никого не жгли. Это эпоха Возрождения, так Возрождение начиналось. Вот тут начали жечь ведьм. Вы знаете, сравнимые цифры. Давайте отменим религию по этому поводу, закроем все это. Сколько же народа погибло — это же ужас прямо, это же кошмар.
Я думаю, что все-таки идея несколько другая — воплощение. Тем более что марксизм — это наука, это точно совершенно я вам говорю. А когда эта наука нарушается, то получается 1937 год, и не только 1937 год. А если она сильно нарушается, то получается Кампучия. Вот что получается. Но я сейчас об этом говорить не буду. Но я думаю, что партия после выборов вернется к этой теме, и мы должны что-то сказать по этому поводу, и наукообразное.
