Серия наспех принятых Госдумой РФ «антишпионских» законов не мешает представителям Transparency и Greenpeace присутствовать в Совете по правам человека при Президенте РФ. Хотя даже в Лондонской школе экономики Transparency квалифицируется как «инструмент аристократии и наднациональных, не подконтрольных никаким избирателям наднациональных институтов», результат деятельности «аппарата прозрачности» оказывается сюрпризом для первых лиц страны.
21 марта 2013 года премьер Дмитрий Медведев на пресс-конференции для иностранных СМИ возмущался избирательным подходом к так называемой деофшоризации на Кипре, где «зависли» не только частные, но и государственные средства России. Его удивляло, что «охотники за жирными котами», говоря языком Occupy, «не трогают», например, Большие Вирджинские острова. Ровно через 10 дней европейские СМИ обнародовали перечень бенефициаров вирджинских офшоров, где фигурировали три известные российские фамилии. Среди составителей отчета, составленного Международным консорциумом журналистов-расследователей (дочерняя структура Center for Public Integrity, финансируемого Open Society Foundations), был вышеупомянутый Роман Шлейнов, подвизавшийся и в другом watchdog — в организации OCCRP с центром в Сараево и специализацией по Восточной Европе и бывшему СССР.
«Оперативными» сведениями из подобных отчетов пользовались чиновники Евросоюза, чтобы обосновать очередные бюрократические «палки в колеса» для «Газпрома» или «Роснефти». За ущерб расплачивались налогоплательщики, в то время как правительство России оставалось в блаженном неведении о трансатлантических конфискационных планах, помогающих экспроприатору (как и посредством суррогатных революций) решить собственные экономические проблемы за счет конфискуемых. И неизвестно, как далеко зашла бы эта ситуация, если бы ФРС США и европейские исполнители не раздражили чрезмерно активной антиофшорной кампанией очень влиятельных финансистов мира, а Дэвид Кэмерон, на которого Вашингтон возложил ответственность за эту кампанию, не оказался между Сциллой Белого дома и Харибдой этих влиятельных лиц.
Шантажно-антикоррупционное сообщество распространяло недвусмысленные угрозы персональной дискредитации Владимира Путина и «окружения», равно как и «партии власти» с навешенным на нее ярлыком «партии жуликов и воров». Совпадение «болотных» протестов в Москве с бунтом в казахском Жанаозене, как и знаковая московская акция «Оккупай Абай», выявляло сосредоточение внешней режиссуры на дискредитации Таможенного союза, который был публично провозглашен прообразом будущего полюса глобального влияния. Однако результат дискредитационных усилий оказался весьма бледным. Во-первых, сыграла роль рассогласованность американских кланов в предвыборном 2012 году, о чем будет сказано ниже. Но в то же время сказалось и недоверие консервативного большинства населения России к вторжению «культурных трансформаторов» в ценностную систему цивилизации (ЛГБТ-эпатаж, наскоки на православное духовенство, обсценные арт-акции как в музеях и храмах), и усвоение мыслящим большинством опыта «арабской весны», чему способствовало неполное, но существенное аналитическое и пропагандистское перевооружение российских электронных СМИ.
В противоположность России, медиасреда Украины оставалась под контролем интернационализированной олигархии, что дало возможность вовлечь в массовые протестно-саботажные акции именно те уязвимые сообщества, которые были выявлены Беркмановским центром при скрининге русскоязычной блогосферы — автомобилистов и фанатов (но не правоохранителей). Подготовка новой «суррогатной революции» на Украине, начатая в марте 2012 года, застала врасплох российское экспертное сообщество в том числе по той причине, что лишь отдельные мейнстримные эксперты (в частности, Б. Кагарлицкий) осознали, что анонсированная Госдепом в марте 2011 года информационная война в русскоязычной онлайн-среде затрагивает не только саму Россию, но и всю территорию, где русский язык остается доминирующим средством коммуникации.
Таким образом, в период 2009–2012 годов:
а) увлечение российского истеблишмента «инновациями», сводимыми преимущественно к непроизводственным технологиям («индустрии общения»), открыло двери для беспрепятственного внешнего скрининга протестных настроений, их субстратов и поводов для возбуждения масс, особенно молодежных, и поиска местных подрядчиков из числа интеллектуалов, в том числе финансируемых государством;
б) прямые участники подготовки суррогатных революций в странах Ближнего Востока осуществили мониторинг блогосферы, идентифицирующий уязвимые сообщества и соотношение либеральных и консервативных протестных ядер в государствах Русской цивилизации, при содействии местных подрядчиков в научно-педагогической и информационной среде;
в) надзорно-дискредитационные НПО совместно с международными структурами той же специализации, прямо связанными с «фабриками революции» через Transparency International, Soros Foundations и государственный US Institute of Peace, развернули деятельность по составлению досье, предназначенных для трех целей — персонального шантажа, корпоративной дискредитации и массовой трансляции социальной зависти;
г) приоритетными мишенями таких НПО в России были избранные по списку «неугодные» руководители РФ, начиная с В.В. Путина, а также (как и в других странах-мишенях и по принципу, обозначенному рокфеллеровским CGD) государственные и частные добывающие и строительные корпорации;
д) использование корпоративной конкуренции, личных амбиций и обид, с вовлечением «групп влияния» в деловой и массовой правозащитной прессе, а также так называемого корпоративного активизма (политического гринмейла, то есть шантажа и технологий «черного пиара»), оказало прямое и косвенное воздействие на массовое сознание, после чего «существование в Twitter и Facebook» уязвимых групп было мобилизовано для организации первичных (тестовых) протестных кампаний, сопоставимых с кампаниями в арабских странах в 2004–2005 годах;
е) выборочная антикоррупционная кампания, которая, как открыто заявлялось «миссией» Беркмановского центра Гарварда, была предназначена для противопоставления общества власти, усугубила самодискредитацию правящей партии России, подрывая ее общественный потенциал, в том числе эффективность внешнеполитических инициатив; ж) вовлечение выявленных «уязвимых сообществ» оказалось более эффективным в том из обществ Русской цивилизации, где медиа-среда в течение длительного периода сформировалась как «группа влияния» (в терминах Национальной стратегии публичной дипломатии и стратегических коммуникаций США).
5.3. Трещина в «сияющем городе»
Итоги первой фазы «арабской весны» (2011) становятся «лифтом» для новых юных кадров: в состав Рокфеллеровской исследовательской программы кооптируются автор идеи Альянса молодежных движений (AYM), директор Google Ideas Джаред Коэн и учредитель лондонского фонда Quilliam Эд Хуссейн: основные заслуги — совместное «воспитание» ливийских молодежных кадров.
18 ноября 2011 года Ричард Хаас пишет в статье «Переориентация Америки»: «Соединенные Штаты слишком увлеклись Ближним Востоком и не уделяли адекватного внимания Восточной Азии и Тихому океану, где будет писаться изрядная часть истории XXI века. Фокус уже перемещается… Конечно, Ближний Восток остается важным регионом, но все же есть основания для того, чтобы меньше вкладываться в Ближний Восток, чем в предыдущие годы — учитывая как ослабление “Аль-Каиды”, так и все более очевидный факт, что массивная помощь странам этого региона в государственном строительстве не дает отдачи, соответствующей затратам. В то же время есть сильные аргументы в пользу более существенного вовлечения США в дела АТР. У США множество союзнических обязательств — перед Японией, Южной Кореей, Австралией, Филиппинами, Таиландом. Более того, США обязаны создать среду, в которой Китай бы никогда не подумал пытаться наращивать власть, применяя насилие — как внутри, так и за своими пределами. Поэтому наращивание отношений с Индией и несколькими странами АТР — правильное дело. <…> И естественно, и критически важно, чтобы Америка играла ведущую роль».
